Конкурс на лучшую новогоднюю историю

Дед Мороз за новогоднюю историю

Дорогие друзья сайта Стасландия, подведение итогов конкурса на лучшую новогоднюю историю завершено. Мы поздравляем победительницу Наталью Ковалёву, рассказ которой "Двенадцать ангелов" получил высшие оценки всех членов жюри и завоевал приз - поющего Деда Мороза. Сердечно благодарим всех участников конкурса за представленные новогодние истории. Читать их было настоящим удовольствием. В особенности благодарим Марата Валеева, чьи рассказы "За ёлкой" и "Как я был Дедом Морозом" тоже вызвали восторженные отклики и получили очень высокие оценки членов жюри, а также Александра Сосенского, очень успешно выступившего с рассказом "А меня не было в списке".

Всем счастливого Нового года!!!

Конкурсные истории

Как я был Дедом Морозом
За ёлкой
Дед Мороз из столярки
Шнелль, Санта-Клаус
С моих слов записано верно. Дед Мороз
Честный корпоратив
Тирольский бычок
Гефилте фиш у новогодней ёлки
Похмельный синдром
Новый год в отличной компании
Новогоднее волшебство
Месть сказочных героев или новогоднее чудо
А меня не было в списке
Двенадцать ангелов
Я видел Санту
Свои
Ёлочка
Мечта, которая должна сбыться
Однажды, под Новый год!

Рассказчик: Марат Валеев

Как я был Дедом Морозом

В седьмом классе (школа наша была восьмилетней) меня назначили Дедом Морозом. Моей задачей было дождаться, пока меня позовет Снегурочка, и награждать сладостями тех, кто прочитает Деду Морозу стихи или споет песенку.

- С конфетами поаккуратнее, — предупредила меня классная руководительница Татьяна Ивановна. – Ну, иди, иди, не мешай нам Снегурочку нарядить. Я потом подойду.

Я еще не успел удалиться от учительской, как откуда-то вынырнул Ленька Скосырев, известный оболтус и хулиган. Он показал мне кулак, затем левой рукой схватился за посох – чтобы я не смог его огреть, а правой залез в корзину и выгреб оттуда приличную горсть сладостей раз, потом еще раз. Единственное, что я успел – так это пнуть его вдогонку. Но я был в валенках. А они, как известно, почти мягкие. Так что Ленька в ответ только загоготал и пошел себе, шурша на ходу фантиками.

Я заглянул в корзину – там еще было, и грустно зашаркал валенками дальше.

- Дед Мороз, а куда это ты без меня? – услышал я за спиной мелодичный голосок, оглянулся и обомлел - меня нагоняла, постукивая каблучками, ослепительная Снегурочка.
В ней я узнал восьмиклассницу, красавицу Любочку Анискину.
- Так это ты будешь Снегурочкой? – пролепетал я, краснея от макушки до валенок.
- А ты бы кого хотел? – жеманно пропела Снегурочка и потрепала меня за бороду. – Ну, ладно, дедуля, дай-ка мне немного конфет и жди, когда я тебя позову из класса.
- Конечно, конечно! – заторопился я, и отвалил объекту своих тайных воздыханий столько конфет, сколько мог захватить. И проводил Снегурочку влюбленным взглядом.

- Слышь, Дед Мороз, ты когда отдашь мне спиннинг, а?
Опять этот Вовка!
- Вот летом заработаю на сенокосе, куплю и отдам, — пробурчал я. – Но учти, сначала я его поломаю, как и ты мне дал сломанный…
- Значит, не хочешь отдавать? А если я своему старшему брату пожалуюсь, и он тебе самому чего-нибудь сломает, а?
- Ладно, ладно, — примирительно сказал я Вовке. – Чего ты хочешь?
Вовка не сводил своих алчных глаз с моей сильно полегчавшей корзины.
- На, жри! – обреченно сказал я, вылавливая остатки конфет и пряников.

А от елки уже кричали хором, и звонче всех был голос Снегурочки:
- Дед Моррро-о-з, ты где-е? Иди к нааааам!

Я затосковал: идти к ним было не с чем. На дне корзины сиротливо валялись две карамельки. И тут меня осенило: в учительской я видел ящики с новогодними подарками. Был там, несомненно, и мой. Что ж, придется им пожертвовать на общее дело. И я, путаясь в полах длинной шубы, засеменил обратно к учительской.

- Ты чего, Дед Мороз? За мной, что ли? – удивилась Татьяна Ивановна.
- Нет, не за вами, — сказал я. – Можно, я заранее свой подарок заберу?
- А не сбежишь? – с подозрением посмотрела на меня Татьяна Ивановна.
- Да ну что вы? – укоризненно сказал я. – Вот прямо щас иду под елку.
- Ну, ладно, — сказала Татьяна Ивановна. – Все меньше потом раздавать. И тут меня еще раз осенило.
- Татьяна Ивановна, — как можно проникновеннее сказал я. – Давайте я уж тогда сам, как Дед Мороз, вручу подарки в виде исключения и моим лучшим друзьям Леньке Скосыреву и Вовке Спирину! Им будет приятно.
- Дед Морооооооооз, ты гдееееееееееееее! – надсадно орала школа и сердито топала ногами.
- Ладно, забирай и беги скорее к елке, — прислушавшись к этому реву, сказала Татьяна Ивановна.

И ведь этих подарков хватило всем старательным чтецам стихов, певцам песен и танцорам танцев! Даже всего двух пакетов… Правда, потом все зимние каникулы мне пришлось прятаться от Леньки Скосырева и Вовкиного брата, амбала Мишки-тракториста. Но это было ничто в сравнении с тем, какие были у моих обидчиков рожи, когда они пришли получать свои подарки, а их отправили к Деду Морозу!..

к списку историй

Рассказчик: Марат Валеев

За ёлкой

В конце 50-х, осенью, мои родители почему-то сорвались с места - мы тогда только начали обживаться в Казахстане, да, видать не совсем удачно, - и уехали на северный Урал, в Краснотурьинск.

Там жили наши родственники, причем папин двоюродный брат был женат на маминой старшей сестре. У них была просторная трехкомнатная квартира в двухэтажном каменном доме сталинской постройки, в которой они нас временно и приютили. Помню, что их там самих было четверо (родители и две дочери, мои кузины), да нас столько же – у меня был еще и младший брат. Но жили, что называется, хоть и в тесноте, да не в обиде.

Приближался новый, 1959-й год. Не знаю, откуда я знал про новогоднюю елку – в своей деревенской школе на ней еще не успел побывать, потому что только начал учиться в первом классе, а здесь, в Краснотурьинске, меня в школу почему-то не устроили, так что мне была уготована участь второгодника поневоле, - но вот знал, и все тут. Скорее всего, из запавших в детскую мечтательную душу картинок букваря.

Побывать на елке в городской школе, в отличие от моих сестренок, мне не светило. Но, может, хотя бы дома наши общие родители поставят красавицу-елку и украсят ее, как полагается, всякими блестящими и разноцветными игрушками?

- Нет, - говорили мне взрослые. – Зачем? Не до елки нам. Да и никогда не ставили ее.

Я не находил поддержки ни у своих папы и мамы, приходивших с работы усталыми и раздраженными, ни у родителей кузин, тоже замороченных своими взрослыми делами. И я загрустил. Уж очень хотелось мне похороводиться вокруг разукрашенной елки со своими сестренками. А детская мечта, если кто помнит, она практически неотвязная.

Но где ее взять, эту елку, коль взрослые совершенно равнодушно отнеслись к моей идее-фикс и совершенно не горели желанием раздобыть лесную красавицу, а уж тем более взгромоздить ее посредине квартиры.

И тут я додумался, где можно раздобыть елку, причем самому. Дом наших родственников стоял почти на самой набережной водохранилища, образованного плотиной на небольшой реке Турья. А на той стороне замерзшей и заснеженной запруды, на расстоянии всего нескольких сот метров от нашего дома, на фоне белого снега четко зеленели островерхие ели. Точно такие, как на картинке в букваре, только без украшений. Дело оставалось за малым. То есть за мной.

Пока сестренки были в школе, мне разрешали гулять во дворе самому, потому что дома всегда находился кто-то из взрослых (они работали в разные смены), вот он-то и приглядывал за мной. И я заранее нашел в кладовке ножовку и припрятал ее под обувной шкафчик. А в один из последних декабрьских дней, уходя на очередную прогулку по двору, я прихватил инструмент с собой. Тогда дома «дежурил» дядя Карим, и к своим обязанностям он относился спустя рукава, считая, что парень я достаточно взрослый и сам смогу позаботиться о себе.

День этот был довольно стылый – как-никак, северный Урал, - и снег отчаянно скрипел под моими валенками, а мороз сразу принялся покусывать нос и щеки. Но это меня не пугало – я уже успел познакомиться с морозами в Казахстане, на Иртыше. И лишь поплотнее подвязал шарф, поглубже засунул руки в вязаные варежки, и, помахивая сверкающей на солнце ножовкой, бодро направился прямо к темнеющей за белым полотном замерзшего водохранилища зубчатой кайме хвойного леса.

Это белое снежное полотнище под разными углами пересекали несколько протоптанных тропинок, и по ним передвигались редкие фигурки людей – кто-то шел туда, к лесу, а кто-то уже и обратно, и можно было разглядеть, что они несут на своих плечах елки. Это меня вдохновило – значит, мой план вполне осуществимый!

Я спустился с набережной и, выбрав одну из кратчайших, на мой взгляд, тропинок, пошел на ту сторону водохранилища. Несмотря на морозный день, очень скоро мне стало даже жарко; весь заиндевелый от моего горячего дыхания шарф уже сполз с носа и болтался где-то на шее, ноги стали гудеть от усталости – в валенках, да еще на размер больше, на дальние расстояния передвигаться не так-то просто.

Наконец, я пересек водохранилище, поднялся, оскальзываясь, на невысокий берег. Лес с зеленеющими соснами и елями, был совсем рядом, метрах, может быть, в десяти-пятнадцати. Россыпь одиночных следов и узенькие колеи протоптанных в снегу тропинок указывали на то, что он очень активно посещается горожанами.

Вот прямо на меня вышел большой такой дяденька в телогрейке и шапке с опущенными ушами, в мохнатых унтах. Он валко шел по тропинке мне навстречу, дымя свисающей из уголка рта папиросой. На плече у него лежала пушистая елка.

Проходя мимо, он хмыкнул, критически осматривая меня:

- Ты чё, пацан, сам, что ли, пришел сюда?

- Сам! – независимо ответил я, стараясь не шмыгать предательски хлюпающим носом – простуду уже, похоже, подхватил.

- Ну-ну, - выплюнув окурок в снег, сурово сказал дяденька. – Смотри, не околей тут. Сегодня почти тридцать мороза.

Он поправил елку на плече, и потопал себе дальше. Но мне пока еще не было холодно. И я уже наметил себе елочку – немного выше меня ростом, вся такая стройная и с кокетливыми снежными пуфиками на узеньких покатых плечах, она застенчиво выглядывала из-за голого светло-желтого ствола большой сосны, ветки на которой начинались очень высоко.

Я сошел с тропинки и тут же по колено провалился в снег, испещренный редкими следами чьих-то лап и лапок, звериных и птичьих. Идти было тяжело, но желанная елочка – вот она, совсем рядом, и я упрямо поплыл к ней по глубокому снегу.

Валенки у меня были хоть и высокие, но широкие в голенищах, и я чувствовал, что загребаю ими снег внутрь, и вот он уже начинает таять под вязаными носками, носки промокают, и подошвы мои начинают чувствовать холодную влагу. Но это ничего, главное, я уже дошел до выбранной мной пушистой красавицы!

Увидев меня, с заснеженной елочной ветви вспорхнула красногрудая птица, я еще подумал: вот бы хорошо было, если бы она осталась, какое это было бы замечательное украшение! Да, кстати, а чем же мы будем украшать мою елочку, когда я принесу ее домой? Если мои родственники ее никогда не ставили, значит и елочных игрушек у них нет? Я как-то об этом не подумал… Ну да ладно, главное, поставить елку, а украсить чем найдем! У моих двоюродных сестриц, я видел, полная коробка разноцветных фантиков, есть куклы, большие и маленькие, полно красивых бантов, так что разберемся!

Но сначала надо спилить мою красавицу. Елочка утопала в снегу, и ее нижние ветви почти лежали на белоснежном покрове. Чтобы подобраться к стволу деревца, мне пришлось руками выгрести из-под ее хвойных лап снег и утоптать для себя рабочую площадку.

И вот я, наконец, встав на коленки под елкой (она сопротивлялась и норовила заехать своими колючими ветвями мне в лицо, залезть за шиворот), стал елозить стальными зубцами ножовки по чешуйчатому стволу. Но сил моих явно не хватало, чтобы сделать запил. И я тогда второй рукой ухватился за полотно ножовки, стал надавливать на нее, и дело пошло живее. Из-под зубцов инструмента стали сыпаться белые сырые опилки. Их становилось все больше и больше, а ножовка вгрызалась в ствол все глубже.

Я сопел, пыхтел, сморкался, елозил коленками постылой землей, останавливался, чтобы хоть с полминуты отдохнуть, и снова принимался дергать ножовку туда-сюда. И вот елка закачалась, закачалась, послышался легкий треск, и деревцо медленно свалилось на снег, оставив после себя маленький пенек с заостренной щепочкой на месте слома. И я с удивлением подумал: до чего же ствол тоненький, а я пилил его так долго, как какой-нибудь лесоруб большое толстое дерево.

Я обошел елочку вокруг и с удовлетворением отметил, что она целая, это потому, что упала в глубокий снег и ветви ее спружинили, только немножко просыпала своих маленьких зеленых колючек.

Что ж, осталось в такой же сохранности донести ее домой. Взять елку на плечи, как давешний дядька, и не помышлял – это мне по силам. Остается только волочить ее за собой. Что я и сделал: обхватил крепко конец ствола двумя руками, и поволок из леса по своим следам к утоптанной тропинке, а по ней уже спустился на наснеженный лед водохранилища, и бодро потопал к виднеющемуся на той стороне, тогда еще немногоэтажному, Краснотурьинску с сизыми дымками над крышами домов и толстыми дымными столбами из-каких-то высоких труб.

Там было тепло, уютно, там, на кухне в квартире моих родственников, всегда на столе стоит чашка с теплыми оладушками или блинами, чайник фырчит на газовой плите. Как мне захотелось в тепло! А все потому, что ноги мои и руки в сырых валенках и варежках начали коченеть. Волочащуюся за мной с негромким шуршанием елку уже трудно было удержать, и она все норовила вырваться из моих плохо гнущихся в промерзших варежках пальцев. А противоположный берег приближался очень медленно. Наверное, потому, что я шел все время то задом, то боком, по-другому тащить елку никак не получалось.

Изредка идущие навстречу или обгоняющие люди (хождение через водохранилище было довольно активным) смотрели на меня с удивлением и сочувствием, кто-то даже предлагал свою помощь. Но я упрямо мотал головой, хотя по лицу уже начали скатываться злые слезинки отчаяния, и я продолжал волочить свою елку, изредка вскидывая голову и замечая, что городская набережная, хоть и медленно, но все увеличивается в размерах, и я даже увидел свой желтый дом с балконами на втором этаже.

А когда я догадался размотать свой длинный шарф и привязать его одним концом к стволу елочки, а другой намотать на руку и тащить елочку, как собачку на поводке, дело пошло куда веселее. Но тут, когда у меня одна рука оказалась свободной, я обнаружил, что в ней чего-то не хватает. Ножовка! Я ее оставил там, где спилил елку. Дядя Карим потом, конечно, хватится своего инструмента, и выговор мне обеспечен. Но возвратиться обратно было бы свыше моих сил – набережная вот она, осталось преодолеть каких-то полста метров. А у меня уже зуб на зуб не попадал от холода. И я махнул рукой на эту пилу – потом, может, схожу за ней, если меня вообще будут выпускать из дома, - и поволок свой лесной трофей дальше, к городу.

Вскоре я вспомнил об еще одном важном деле. Вернее, оно напомнило мне о себе. Видимо, от холода меня так приспичило пописать, что аж зубы зазудели и коленка о коленку начали тереться самопроизвольно. Я сбросил варежки под ноги и попытался стащить с себя штаны – а их я, не будь дурак, в этот далекий поход натянул аж двое. Но скрюченные от холода пальцы не слушались меня, и пока я добрался до резинки штанов, чтобы стащить их вниз, почувствовал, что совершаю детский грех: по моей ноге, в и без того мокрый валенок, заструилась теплая, я бы даже сказал, горячая струйка!

Уфф! Но как же я теперь покажусь дома в мокрых штанах? Хотя бы сестренок еще со школы не было, а то ведь засмеют до слез. Впрочем, они, слезы то есть, от стыда и злости на самого себя, снова не заставили долго ждать. Но раскисать было некогда, я же мужик! Правда, очень замерзший. И, подобрав смерзшиеся рукавицы, я с содроганием натянул их на свои синие негнущиеся руки, ухватился за конец шарфа-троса и поволок привязанную к нему елку к медленно приближающейся набережной.

Когда стал взбираться наверх, поскользнулся и скатился вниз вместе с елкой и, кажется, обломал ей кое-какие ветки. Погоревал, но немного: деревцо еще вполне имело товарный вид. И снова стал упрямо карабкаться вверх – я ведь был уже почти дома.

Втащить елку в город мне все же помогли – какая-то тетенька, шедшая по своим делам вдоль набережной, увидела, как я карабкаюсь по откосу водохранилища, всплеснула руками, заохала, спустилась ко мне и, крепко взяв за руку в обледенелой варежке, потащила меня наверх.

Я не догадался даже сказать ей «спасибо», да и вряд ли смог бы произнести хоть слово – губы у меня закоченели и плохо подчинялись. Я лишь благодарно посмотрел в соболезнующее лицо своей спасительницы, и, устало переставляя валенки, поволок елку под арку, ведущую в наш двор.

Деревцо я оставил у подъезда – дверь была на пружине, и я сам не смог без повреждений втащить свою пушистую ношу к нашей лестничной площадке на первом этаже. Хотя она, бедная, и без того пострадала: нижние ветви, на которых елочка волочилась за мной на привязи, потеряла часть своих иголок.

Я постучал в дверь, но она вдруг подалась и сама открылась. Из глубины квартиры тут же вышел дядя Карим.

- Вот он, заявился! – закричал дядя Карим. За ним в прихожую вышла и мама. Она держалась за сердце.

- Ты где был? – слабым голосом сказала мама.

В тепле квартиры мои закоченевшие губы тут же отошли и смогли вымолвить:

- За елкой ходил. Она там, на улице…

- За какой еще елкой? – вытаращил глаза дядя Карим. – Куда ходил?

- В лес…

- В лес… - эхом повторила мама, и тоже округлила глаза. – В какой лес?

- Вон туда, - махнул я рукой в сторону водохранилища, стуча зубами – хотя в квартире было очень тепло, но я продрог настолько, что меня по-прежнему колотил сильный озноб. – Дя… дядя Карим, за... занесите елку, а?

Дядя Карим что-то буркнул сердито, и как был – в тапочках, вышел за дверь. Через минуту он уже затащил в прихожую и прислонил в угол мою потрепанную, немного осыпавшуюся, с двумя или тремя надломанными и безвольно повисшими ветками, но все еще красивую и стройную, елку. Иголки ее тут же начали покрываться росинками от таявшего снега, будоражуще запахло хвоей.

- Как же ты мог сам уйти? – продолжала заламывать руки моя бедная мама. – Ты понимаешь, что ты мог замерзнуть?

Отец обедал обычно на работе, да и сестренки из школы не пришли, так что более крупных разборок из-за самовольного похода за елкой и позора из-за мокрых штанов мне, пожалуй, удастся избежать. А мама что… поворчит и перестанет, на то она и мама.

- Рая, я и не думал, что он куда-нибудь со двора уйдет, - виновато сказал дядя Карим. – Ну, гуляет и гуляет, как всегда. А потом вижу, чего-то долго не возвращается. Я во двор, а его нигде нет… Я туда-сюда – нету. А он вон куда намылился! Додумался же, а? Ну, и что нам с ней делать, с этой твоей елкой?

- Поставить ее в комнате и нарядить, - подсказал я дяде Кариму.

- Да подождите вы с елкой, надо же ребенку раздеться сначала, он уже весь мокрый от снега, - запричитала мама, и тут же, усадив меня на табуретку, стала расстегивать на мне пальтецо, стаскивать валенки…

Скоро я, выкупанный в теплой воде с горчичным порошком и докрасна растертый полотенцем, сидел на кухне и пил горячий чай с малиной. А дядя Карим хлопотал с елкой, устанавливая ее в центре самой большой комнаты.

Он, конечно, хватился ножовки, когда взялся сооружать крестовину. И даже не упрекнул меня, когда узнал, что я потерял ее в лесу («Ладно, ладно, племяш, хоть сам вернулся жив-здоров!»), а попросил инструмент у соседей.

Тут и девчонки из школы пришли. Сколько было радостного визга, когда они увидели елочку, расправившую все свои пушистые и не очень ветви (сломанные дядя Карим как-то подвязал) посреди гостиной! Они, даже не переодевшись, тут же бросились ее украшать фантиками из своей коллекции, ватными «снежинками», разноцветными лентами бантов. А пришедшая к вечеру с работы тетя Ася вытащила припрятанные к Новому году шоколадные конфеты и позволила немалую часть их также развесить на елке.

И, конечно же, в центре внимания в тот вечер была не только елка…

к списку историй

Рассказчик: Марат Валеев

Дед Мороз из столярки

- Марьванна, беда!
- Что такое?
- Вся школа уже около елки, Деда Мороза требуют, а его нет!
- Как это нет?
- Простыл наш физрук Кондрусов, чихает, кашляет, хрипит…
- Ну что же, придется кого-то из нас обряжать… Хотя постойте, Ираида Павловна! А где наш завхоз? Егорыч-то где?
- Ну, в слесарке, как обычно. Да какой из него Дед Мороз? Вечно пьяный, ругается почем зря, все повышения зарплаты требует.
- Вот! Скажите ему, что если он нормально Деда Мороза сыграет, будет ему повышение! Впрочем, нет. Скажите, что я его премии не лишу!

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

- Валентин Егорыч, да проснитесь же!
- А, что? О, кого я вижу! Ираида Павловна, Снегурочка наша бессменная! А где ты Деда Мороза потеряла?
- У меня к вам поручение от директора. Физрук заболел. Срочно нужен другой Дед Мороз. Марьванна сказала, что если вы его сыграете нормально, вас премии не лишат. Согласны?
- Ну, если не лишат, тогда конечно…
- Вот вам костюм Деда Мороза…Ой, да не надо раздеваться, прямо поверху накидывайте! И нос вам красить не надо. Так, а теперь пробегитесь хоть по сценарию.
- На фиг! Я в нашем доме бессменно «дедморозю» уже лет десять! Сам стихи сочиняю, сам их читаю. Как-нибудь управлюсь.
- Вот не знала! Ну, тогда с богом!

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

- Здорово, ребятишки-шалунишки! Вот и дождались вы вашего дедушку Мороза с его занозой! Нет, ознобой. То есть Снегурочкой! А теперь, детишки-оторвишки, давайте проведем конкурс! Я читаю вам начало стихов – вы их заканчиваете. Кто мне больше понравится, тому – подарок! Сейчас, я только микстурки от простудки приму из флакончика…Ух ты! Ну, начали:

В нашей школе очень четко
Правит маленькая тетка.
В школе нет воды и ванной,
И виной тому…

- Марьванна!
- Правильно, Танечка! Вот тебе маечка!

- Егорыч, как тебе не стыдно врать!
- А что, Снегурочка, скажешь, неправда?
- Воды у нас нет только горячей. И не ванной нет, а душевой!
- Душевая с Марьванной не рифмуется! Все, снежная баба, не мешай мне! Ну, детки-обалдетки, продолжим:

В нашем городе глава –
Он всему ведь голова!
Только правит он всем так
Будто б тот глава…

Молодец, Вовочка! Только вернее было бы сказать «чудак». На тебе, парнишка, шоколадную шишку! Итак, что у нас там дальше? Постойте, Марьванна, Ираида Павловна, куда вы меня тащите? Я ведь пока ничего такого не сказал! И у меня еще про Обаму заготовка есть!

- Вот поэтому и тащим, от греха подальше! Нам только международного скандала не хватало. Сиди уж в своей слесарке. Как-нибудь без тебя управимся!

к списку историй

Рассказчик: Марат Валеев

"Шнелль, Санта-Клаус!"

- Слышь, мужик, дай з-заакурить.

- Их никс ферштейн…

- Че, нерусский, что ли? Гитлер капут?

- Я, я!

- Д-да вижу, что ты. Ладно, если не куришь, т-так может, выпьешь со мной? Тут у меня в портфеле что-то было. Точно, есть! Водка.

- О, водка, я, я!

- Вот з-заладил: «я» да «я»! Эгоист какой. А я когда? Ла…ладно, давай ты первый. С горла!

- О, найн, найн! Их никс тринкен шнапс с горла.

- Да ладно, не выделывайся! Вот, смотри как: Буль-буль… Х-ха!!! Ну?

- Яволь! Буль-буль-буль…Х-хух!

- Н-ништяк! Ну, давай знакомиться! Я – Гриша! А ты? Наме твое как, ну?

- Ихь Санта…

- Са…Сантя? Сашка, что ли?

- Никс Сашка! Санта-Клаус!

- А-а, блин! То-то я смотрю, прикид на тебе какой-то балдежный, один колпак красный чего стоит. Так ты, значит, Санта-Клаус? А чего ты тут у нас, в России делаешь?

- Русланд? Найн Русланд! Дасист Дойчланд. Дойч-ланд!

- Какая, н-на хрен, еще Дойчланд? Чё ты мне тут гонишь? Перепил, что ли? Я у себя в Белгороде!

- Найн, найн Белград! Дасист Гамбург! Дасистфокзал Гамбург!

- Так я в Германии? И кругом немцы? Гансы, фрицы?

- Их нихт Фриц! Их бин Пауль! Санта-Клаус Пауль Клямке! А фи есть руссиш… как это… Дед Морьёз?

- Не трогай мой нос, как тебя там… Павло! Ну да, небритый я, и нос у меня красный. А ты попей с моё! За неделю до Нового года начали. А потом я, Ринатка Ахметов и Ванька Борман пошли в баню. Традиция у нас такая. Смотрел «С легким паром?». Ах, да, куда вам до Рязанова!

- Нихт Рязань! Дасист Гамбург!

- Да хрен с ним, с твоим гамбургером! Давай-ка еще по шестнадцать капель…

- Хухх, карашшо!

- Ну вот. А потом мы пошли провожать Ваньку Бормана на поезд… Блин! Погоди, погоди…Так это я, выходит, вместо него в Германию уехал?

-Я, я, Германия! Дойчланд!

- Вот сволочи! Сами теперь там в Белгороде, небось, под елкой сидят, а я тут в каком-то зачуханном Чизбургере, с немецким пьяным Санта-Клаусом на вокзальной лавочке! Слышь, Паша-Санта-Клаус! А у тебя эти, как их, евры есть? Ну, баксы, марки, тугрики?

- О, евро? Я, я!

-Я, я!… А у меня вот… ни рубля! Так чего мы тут сидим? Пошли, покупай два билета до Белгорода да поехали ко мне! Будешь у нас Дедом-Морозом. Знаешь, как тебе Ванькины борманята обрадуются? Шнелль, Санта-Клаус, шнелль!

к списку историй

Рассказчик: Алексей Жарёнов

"С моих слов записано верно. Дед Мороз"

Я, Терентьев А.Г., 1979 г.р., по поводу происшедшего в ночь с 27 на 28 декабря на новогоднем корпоративе ритуального объединения "Вечный сон", поясняю следующее.

20 декабря генеральным директором нашего объединения Гагисяном А.Ш. мне было предложено сыграть Деда Мороза на новогоднем корпоративе. Роль Снегурочки Гагисян А.Ш. предложил продавцу отдела мраморных надгробий Охапкиной Е.И., которая тоже согласилась. Генеральный директор Гагисян А.Ш. попросил, чтобы в середине происходящего корпоратива с нашей стороны (Деда Мороза и Снегурочки) была осуществлена эротическая "изюминка", а именно, на крики сослуживцев: "Ёлочка, зажгись!" - чтобы со Снегурочки слетел праздничный сарафан, и она осталась в трусиках и лифчике. За эту творческую находку Гагисян А.Ш. предложил Охапкиной Е.И. три тысячи в виде премии. Охапкина Е.И. согласилась.

На праздничном корпоративе 27 декабря всё шло по намеченному плану до слов "Ёлочка, зажгись!" Когда я сдёрнул с Охапкиной Е.И. сарафан Снегурочки, и она осталась в одних трусиках и лифчике, неожиданно ко мне подошёл водитель катафалка Пучин Н.Н., (который, как оказалось, симпатизировал Охапкиной Е.И.) и со словами: "Сейчас, Терёха, ты у меня лучше елочки гореть будешь!" начал поджигать зажигалкой мне бороду. Обороняясь, я ударил его по голове посохом. Произошла небольшая стычка, но нас быстро растащили. Снова заиграла музыка, и танцы продолжились. Но, как оказалось впоследствии, гражданин Пучин Н.Н. не унялся и затаил на меня злобу. В конце корпоратива Пучин со своими дружками Тютиным А.А. и Сандалиным Б.Д. схватили меня, утащили в соседнее помещение и заколотили в выставочный гроб, положив, как выяснилось позже, сверху одеяние Деда Мороза, сорванное с меня. Чтобы я дышал, сбоку они просверлили в гробу дрелью дырки. Со словами: "Спи спокойно, дорогой товарищ, через год разбудим!" они ушли с места преступления. Я был вынужден уснуть до следующего утра. Утром меня обнаружил сторож Гришин Г.Г., который, вскрыв гроб, посчитал меня мёртвым, вызвал полицию.

Прошу принять меры к Пучину Н.Н. и его дружкам.

С моих слов записано верно. Дед Мороз (Терентьев А.Г.)

к списку историй

Рассказчик: Оксана Алмазова

Честный корпоратив

Пиноккио внимал непрошенному шефу и балдел с каждым словом все основательнее.

А дело в том, что Дед Мороз не успевал. Реально не успевал. Не то, чтоб ему хотелось пофилонить, а людей и правда стало много. Вот и задумался он о том, чтоб подыскать себе зама. Тем более, за волшебством дело не стало, а горизонты в наше время расширились, и старик Мороз мог выбрать себе помощника из любой сказки мира. Каких только персонажей теперь не приглашают на елки!

Дед Мороз, как ему и положено, знал чаяния и мысли всех людей. И чего проще было исполнить многократно высказанное желание сотрудников торгового дома, которые устали от вранья. Этот случай отлично подходил в качестве пилотного проекта, короче, испытания для зама. Новогодний корпоратив ожидался на неделе, и ничего не мешало предложить им честного Деда Мороза.

У Пиноккио, как известно, удлинялся нос всякий раз, когда он соврет. На том основании его и призвали на ковер в заснеженный домик, выдернув из родной сказки. Да, нынче ее мало читали, и Пиноккио, признаться, скучал, но перспектива удовлетворить столь легкомысленно высказанное желание взрослых вызывала в нем законные опасения. Дед Мороз же причин для беспокойства не видел и вовсю делился планами.

– Я им письмо отправил, что они выиграли бесплатный корпоратив с Дедом Морозом. Не волнуйся, не почтой! На стол секретарше подложил, прочитали уже и ждут – не дождутся, – он довольно потер раскрасневшиеся руки, а потенциальный зам, уныло наблюдающий танец снежинок за окном, наконец, решился высказать свои опасения.

– Боюсь, как бы людей не обидеть вместо праздника. Правду все якобы любят, но не все стерпят. Они, может, не захотят оставаться на такой странной вечеринке и быстренько разбегутся, – только проговорив, Пиноккио понял, что, в принципе, весьма на это надеется.

Но хитрый старик усмехнулся.

– Не смогут. Я сделаю так, что все двери станут открываться в пустоту и отпружинивать назад! Классная идея! В каком-то фильме подсмотрел, – доверительно поделился он, едва не танцуя от восторга пред остроумием собственной персоны. – Что выпросили, то и получат, как раньше говорили, за базар надо отвечать!

Жар натопленной комнаты постепенно добрался до щек деревянного гостя.

– Как же я их буду поздравлять, если не знаю даже, чем их контора занимается? – попытался отвязаться Пиноккио. – Да и стиль разговора у меня старомодный, сказочный.

И тут нос его предательски полез вперед. На самом деле, с некоторых пор от деток и их родителей доводилось ему услышать всякое, так что Пиноккио вполне владел лексикой самой разнообразной. Дед Мороз вранье заметил, но на вид ставить не стал.

– Ничего, «Словарь офисного планктона» тебе в помощь, – жизнерадостно объявил он, почти швыряя в Пиноккио брошюрку, вытащенную из рукава. – Иди, изучай! Корпоратив через 2 дня.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

Дверь с приклеенной еловой веткой оказалась не запертой. Миновав прихожую и одну рабочую комнатку, Пиноккио попал в довольно просторное помещение, где имелось все, что положено для празднования Нового года. В центре накрыли общий стол, аккуратно расставленная заказанная еда пока оставалась нетронутой. Слева поблескивала мишурой и электрической гирляндой средних размеров елка, потолок пересекали бумажные украшения, по стенам расклеили снежники из цветной бумаги. Сотрудников собралось человек за двадцать, все нарядные и несколько напряженные; они как-то очень быстро развернулись к вновь прибывшему. Так что Пиноккио успел вычислить только начальника, поджарого мужчину, которому как раз что-то доказывала далеко не молоденькая и не модная, но явно очень компетентная секретарша. При виде Пиноккио она осеклась на полуслове.

Если бы на лбах гостей можно было читать, то в этот раз обошлось бы без букв. Восклицательных знаков для начала хватило бы. Позднее, понятно, добавились бы и вопросительные. Но не осталось сомнений, что такого Деда Мороза бывалый офисный планктон еще не видывал. А что бы вы подумали о чурке в красной шубе и шапке с помпончиком? Инстинктивный противник всякого вранья, Пиноккио вынужден был отказаться от накладной бороды.

Положение усугублялось тем, что в начале корпоратива все еще оставались абсолютно трезвыми.

– Здравствуйте! Я вас хочу поздравить, – начал было Пиноккио с порога.

И тут нос его, конечно, вырос. Ошарашенная публика даже вымолвить ничего не решилась, разве что молодежь принялась придирчиво оглядывать его, выискивая какой-нибудь подвох.

– Не хочу я вас поздравлять, Дед Мороз заставляет, – уточнил Пиноккио. – И прислал к вам вместо себя.

Нос обрел прежние размеры. Его честность, конечно, не могла не вызвать ответное радушие.

– Чего-то цвет какой-то бледноватый. Тебя что, из гроба достали? – поинтересовался тощий очкарик, системный администратор.

– Нет. Я сделан из того, из чего гробы делают, – огрызнулся Пиноккио. – Деревянный я!

– Так похоронное бюро в здании напротив, третий этаж, – попытался отшутиться руководитель маркетингового отдела, пухлый гражданин лет сорока.

– Не нойте! Что просили, то и получили, – буркнул с неожиданной для себя злобой Пиноккио. Ох уж этот коллектив с его дурацким желанием, сами же втянули его в историю. – Вы жаловались, что устали от обмана, так? А я – Пиноккио, и лжи не допускаю совсем. И не услышите вы ее от меня. Ясно?

Дальше он не успел сообразить, как любопытная, но мало почтительная девица выступила вперед и стукнула его по лбу. Отскочила, потрясая рукой.

– Дерево, – констатировала она.

В тот ужасный миг, когда к нему бросились, казалось, все, Пиноккио едва успел заслониться своей сухонькой ручкой. Но уже в следующий момент собравшиеся, визжа, бросились назад.

– Откуда на полу горящие угли?! Надо же, исчезли!!! – прояснили ситуацию паникующие вопли.

– А я змею видел! – поделился с коллегами один из менеджеров.

Пиноккио гордо выпрямился и, дабы снова привлечь к себе внимание, свистнул. Свист вышел очень уж пронзительным; многие зажали уши. Но после этого смотреть на него стали совсем иначе, чем вначале: словно он посланник дьявола, а не Деда Мороза, чертик, а не деревяшка. Но, во всяком случае, ехидных комментариев отпускать по новой никого больше не потянуло. Пиноккио заговорил.

– В общем, я к вам от Деда Мороза, – еще раз представился он. – От самого настоящего Деда Мороза. Прошу любить и жаловать. Сегодня мы с Вами отметим в кругу коллектива Новый год, и обойдемся при этом без всякого вранья. Ясно?

Напряженные сотрудники что-то невнятно промычали. «А дальше как? Построить их сейчас хороводы водить?» – озадачился Пиноккио, но, к счастью, от дальнейших распоряжений его освободили.

– Ну ладно, давайте к столу, – пригласила секретарша тоном доброй маменьки.

Этого, определенно, все давно ждали. Никакой необычный Дед Мороз не сумел бы повлиять на эту часть мероприятия. Моментально тарелки наполнились едой, бокалы – шампанским, и некоторое время даже разговоров было не слышно, только стук вилок о тарелки. Пиноккио не постеснялся умять бутерброд.

Постепенно рядом сидящие заговорили меж собой, чувствуя себя все более непринужденно. Это, кажется, не устроило начальника.

– Эй, чурка, ты работать будешь или как? Где тост за Новый год, за Старый год? – гаркнул он так, что у некоторых еда посыпалась с вилок.

«А сам сказать никак?» – рассердился Пиноккио. Тостов, неизбежно предполагающих лесть и вранье, он опасался в этот вечер больше всего.

– Какого тоста вам угодно? – осведомился он с ядовитой вежливостью; тон его остался без внимания.

– Здоровья пожелай, что ли! – раскатистым басом распорядился шеф.

– Кому, тебе, что ли? – возмутился, в свою очередь, Пиноккио. – Да ты дымишь, как паровоз, по 20 раз на дню, виски трескаешь стаканами по каждому поводу, нервный, как сволочь, питаешься как придется, а еще врешь себе, что кальянчик полезен и якобы легкие чистит. С чего тебе здоровье, откуда оно возьмется?

К счастью, Пиноккио не обязан был говорить то, о чем его не спрашивают, например о том, что частыми посещениями курилки начальник попросту терроризировал своих подчиненных, не давая им расслабиться. Но и в таком перечислении отповедь «Деда Мороза» неожиданно имела успех, хотя и скрытый. Шеф заткнулся, а прочие собравшиеся нервно обрадовались, стараясь, конечно, этого не демонстрировать. Тем не менее, первый подарок от «Деда Мороза» они получили.

– А кому еще ты не можешь пожелать здоровья? – поинтересовалась менеджер по продажам, с виду совсем молоденькая, стройная и подтянутая.

– Да тебе с твоими диетами, и прочим подобным дурам, – буркнул Пиноккио.

Сотрудники, особенно женщины, принялись жалостно переглядываться и вздыхать. Похоже, некоторые уж начали соображать, что за вечер им светит. И поблескивание гирлянд, с самого начала зловещее для Пиноккио, теперь напомнило ему о метании мыслей, что сверкают иной раз в мозгу, подобно молнии.

– Так выходит, здоровье можно пожелать только тому, у кого оно есть? – уточнил сисадмин.

– Ну, не все безнадежно, – не мог не признать Пиноккио, радуясь тому, что вопрошающий вряд ли захочет сейчас при всех обсуждать свои запоры.

– Здоровье наше в наших руках, – бодро активизировался шеф. – И на том спасибо, Деревянный Отмороз.

Подхалимский хохот зазвучал, как по заказу. Впрочем, Пиноккио не обиделся. «Если эти ребята могут сами себя развлечь, тем лучше», – практично отметил он.

– Надеюсь, ты хоть подарки с собой захватил? – сурово уточнил первый руководитель.

Пиноккио приподнял свой мешок и неуверенно потряс им. Признаться, он понятия не имел, что именно Дед Мороз туда положил. И его пронзила догадка, столь же верная, сколь ужасная: а что, если каждому предстоит получить то, что он заслужил? И если так, то какова вероятность, что хотя бы половине это понравится? А как переживет столь неосмотрительно выпрошенную честность другая половина? А главное, как переживет свои откровения он сам, Пиноккио?

– Ну вот и отлично, – шеф встал и призывно махнул ладонями. – Веселимся, коллеги! Есть идеи?
За идеями у предприимчивого коллектива дело не стало.

– Надо поставить крутой музон! – пожелала одна из девиц, и сисадмин немедля занялся этим. Глядя, как он возится с дисками, ожидая загрузки компьютера, Пиноккио понадеялся, что уж теперь раскусившие суть правды сотрудники станут теребить Деда Мороза только по поводу подарков. И то, смотря что первым достанется.

После недолгих споров о выборе диска приоритет остался за молодежью. Для пущего сходства с дискотекой секретарша с согласия начальства отключила свет. Гирлянды замигали, вполне сходя за цветомузыку, и началось.

Первая песня, надрывная, заунывная и попсовая, оставила у Пиноккио впечатление, что ныне обладатели блеющих мужских голосиков за неимением личной жизни и нормального дела пасутся на эстраде для самоутверждения через демонстративное страдание. Уже на данном этапе громкость показалась ему чрезмерной, однако никого больше, казалось, это не беспокоило. Народ раскачивался в такт, словно впал в массовый сомнамбулический сон.

Второй трек, более динамичный, изобиловал неприличными словами и звуком ударных. Вот тут уж каждый второй показал, как умеет прыгать! Некоторые из старших, впрочем, вернулись к столу и оттуда изредка похлопывали, делая вид, что им весело.

Дальше все происходило примерно так же, пока Пиноккио не почувствовал вдруг, что звук сейчас вдавит его в стену. Или в пол. Но с этим бы он справился; однако усиливалась фальшь, идущая отовсюду. В силу своей экзистенции Пиноккио не выносил ее, и даже деревянная природа не могла побороть такую чувствительность. Тексты песен, да и музыка откровенно угнетали его, сами танцующие по ходу все больше прикидывались, будто им все нравится, и вот градус притворства достиг той степени, что... Вдруг все прекратилось. Звук пропал, загорелся свет, и плясуны на миг застыли напротив друг друга в странных позах. Впрочем, все они почти сразу, как по команде, вопрошающе обратились к «Деду Морозу». И тот не мог возразить: ведь, понятно, именно его желания, как распорядителя праздника, доходили до настоящего Деда Мороза в первую очередь.

– Хватит! – взмолился Пиноккио. – От такого музона моя деревянная башка трещит! Чем же ваши головы набиты?!

Отвечать ему никто не стал. Большинство обиженно пялилось на затейника, который испортил все веселье. Ну кому в праздник понравится думать, чем его голова набита? «Особенно если задуматься стоит, но особо нечем», – отметил про себя Пиноккио.

Ворча, гости принялись рассаживаться. Но проголодаться они явно еще не успели, и вскоре последовал законный вопрос:

– Ну и чем нам теперь предлагаете заняться? – требовательно обратилась секретарша.
Об этом Пиноккио не подумал.

– Попробуйте сами спеть, – посоветовал он, чем сначала привел собравшихся в ступор.

– Да мы не умеем! Да мы плохо поем! – посыпались возражения.

– Как умеете! – отрезал Пиноккио, в душе опасаясь, что выпрашивает себе новое испытание. – Давайте, а то не получите конфет.

В подтверждение его слов, все конфетницы и открытые коробки, как по команде, взмыли в воздух. Пиноккио этого не просил; подобная поддержка навела на мысль о том, что за ним наблюдают, и заставила поежиться. И не только его – без того не особо поддатые, сотрудники мигом протрезвели от волшебного финта, и в глазах у многих появился страх. Пиноккио понимал их, все-таки магия хороша на экране, а не по соседству, где можно схлопотать от нее по заднице. «Ну и шуточки у тебя, Дедушка Мороз» – подумал он.

– А какую песню? – робко поинтересовалась Валерия, менеджер по продажам. Она единственная не сняла бейдж с именем и должностью.

– Новогоднюю! – объявил Пиноккио.

– Ну ясно, – проворчал шеф, стараясь не глядеть на сотрудников, которые, кажется, вовсе не ждали, что он возьмет ситуацию под свой контроль. А инициативу приняла меж тем секретарша. Именно она, выпрямившись для настройки, первой подала голос.

– «Маленькой елочке холодно зимой!» – протянула она робко и немного фальшиво, зато старательно. И уже к следующей строчке к ней присоединились другие. В последнюю очередь – те, кто помоложе, и то после того, как обратили внимание, что Пиноккио оглядывает всех и якобы контролирует.

Было заметно, что петь они все отвыкли, и теперь, открывая рты, как будто удивлялись сами себе. И тому, что помнят слова про елочку, про то, сколько на ней шариков цветных и всего прочего.

Преимущество хорового пения в том, что отдельные голоса, какие бы они ни были, в нем теряются, и звучит общий хор всегда красиво. С людьми стало что-то происходить. Смущение их уходило, морщины разглаживались, в глазах появлялась радость. И, когда слова кончились, сотрудники огорченно застыли, словно потерянные.

В наступившей тишине зазвучали отчетливые аплодисменты шефа.

– Душевно, коллеги! – похвалил он. – Даже не ожидал, что мы так можем.

– Как будто вернулась в старшую группу детского сада! – нервно хохотнула секретарша.

– Вот бы кто зашел, – бросила в пространство одна из менеджеров. – Решили б, наверное, что мы уже совсем упоротые в доску.

Ее слова многих рассмешили; во всяком случае, похвала начальника не столь способствовала расслаблению. Пиноккио отметил, что зря старик Мороз принимал меры: уходить раньше с корпоративного мероприятия никто не решался. Равно как и отлынивать; все прекрасно знали, что начальство строго следит и тех, кто отшивается, берет на карандаш.

– Что там у тебя дальше по программе, Рубль Деревянный? – потребовал шеф.

Пиноккио почесал в затылке.

– Ну… стишки расскажите, – предложил он.

Участники корпоратива демонстративно скисли.

– Нет, ну точно, прямо утренник в детском саду, – проворчала заместитель бухгалтера. – Дедушка Мороз, мы, никак, повзрослели уже, а?

– Нифига! – выпалил Пиноккио, не подумав.

Его нос, сохранивший прежние размеры, незыблемо свидетельствовал, что, пусть не всем это приятно, а так оно и есть. Вот настаивающая сейчас на своей взрослости тетка была на редкость обидчивой: и кто глянул на нее якобы не так, и кто прошел мимо, не поздоровавшись, сразу рисовались ей злоумышленниками, пренебрегающими ее несомненными достоинствами. Так маленьких девочек, привыкших к всеобщему умилению, задевает невнимание гостя, заскочившего по делам. И пакостила почтенная дама в свои сорок с хвостиком совсем как маленькая, жаловалась всем подряд и распускала сплетни. И то хорошо, что этим ограничивалась и в служебных бумажках, помня о взрослой ответственности, оставалась аккуратна.

– Ага, строит нас тут, как сопляков, – пробормотал молоденький курьер в углу. Пиноккио знал, что он хотел бы пораньше свалить с мероприятия, как в будние дни – с работы, и все затем лишь, чтоб резаться в стрелялки дома на компьютере. Так, между прочим, парень провел и прошлую новогоднюю ночь, и позапрошлую.

– Ну, раз такие взрослые, расскажите свои стихи, – не отступил от просьбы Пиноккио. – Кто сочиняет? Только не надо галиматьи в стиле «От моей большой любви распускаются цветы, прекращаются понты и сбываются мечты»! – поспешно предупредил он.

– А если они от сердца? – демонстративно оскорбился усатый менеджер по персоналу.

– Не от сердца, а от другого места, – поправил честный Пиноккио, и добавил, желая пресечь показную обиду усача, – от задницы вообще! Ну?

Он требовательно оглядел коллектив и, заметив, как старичок – главный бухгалтер, самый пожилой сотрудник, нервно покашливает в кулак, призывно кивнул ему.

– Ну, раз таки заговорили про задницу, – многообещающе начал почтенный член коллектива, сразу приковав к себе общее внимание. – Не к столу, конечно, будь оно сказано, и пусть наши дамы простят меня…

Он умолк, давая понять, что сомневается, продолжать ему или нет.

– Так давайте выйдем из-за стола тогда! – энергично распорядился шеф. – Не прилепились же мы к стульям, в самом деле. Просим, просим Вас, Борис Эдуардович!

Сотрудники бодро попрыгали со своих мест, сгорая от любопытства, что за поэзию мог наваять главный бухгалтер. В мгновение ока они окружили его на небольшом пространстве импровизированной сцены, так что бедняге, и захоти он сбежать, некуда было податься.

Старичок еще раз прокашлялся и заговорил.

– Надо признаться, я очень люблю природу. В молодости мы устраивали походы, ходили на речку и так далее. Теперь молодежь не такая, но это все неважно. Меня так удручает, – глуховатый голос взвился к потолку, – как люди в наше время обращаются с окружающей средой. Всюду, где появятся, норовят устроить свалку. Разве не так?!

Подтверждающий гул коллег продемонстрировал, что они в полной мере разделяют его возмущение. Ободренный, Борис Эдуардович продолжал:

– Ведь и гадят, прошу прощения, где ни попадя.

– Так оно лучше, чем пластиковые пакеты, которые веками не разлагаются, – продемонстрировал экологическую грамотность системный администратор.

На него зашикали: в самом деле, зачем человека перебил.

– Кому как, – грустно произнес главный бухгалтер. – Наступить-то лучше на целлофан!

Даже у Пиноккио тут не возникло больших возражений. Полколлектива непроизвольно прыснуло. Посрамленный непобедимой логикой старшего поколения, сисадмин отступил в тень.

– Вот, с вашего позволения, я зачитаю свое. Наболевшее, – и Борис Эдуардович зажмурился. Окружившие его коллеги приготовились слушать, невольно подавшись навстречу.

И вот безупречные рифмы главного бухгалтера изверглись на коллектив:

– Туристы писают в воде
И какают в песок
Бывает так всегда, везде,
Никто не одинок!
Хоть туалет таскай с собой,
Итог, увы, один:
Не властен над своей нуждой
Природы господин.

Поэт дернул головой и распахнул глаза навстречу овациям. Те, впрочем, последовали не сразу, сначала раздались робкие хлопки, но когда зааплодировал шеф, единодушие коллектива в одобрении шедевра экологической поэзии побудило Пиноккио прикрыть уши.

– Ну что, Дедушка Мороз, давай приз нашему поэту, – закричала секретарша.

Пиноккио ничего не оставалось, как подчиниться законному требованию публики. Он подошел к краснеющему старику, не глядя, порылся в мешке и вынул оттуда сразу два пластмассовых, упакованных в пластик, предмета. Больший из которых заставил его деревянную сущность сжаться.

– Что это? – поинтересовалась одна из менеджеров по продажам.

Однако Борис Эдуардович расплылся в радостной улыбке и едва не выхватил подарки.

– Это, милочка, судно, в больницах утками называют, – пояснил он. – С Вашим покорным слугой в моем-то возрасте всякое может приключиться, а ну как понадобится. И в тему, смотрите-ка, прям к стишку! Спасибо, добрейший, – и он от души тиснул Пиноккио и чмокнул его в щеку. – А вот это, – продемонстрировал он, – набор поплавков, для удочки. Вечно у меня уплывают. Люблю рыбалку! Благодарю тебя, дедушка Мороз, душевно благодарю, – повторился довольный старик.

– А дальше что? – сурово обратился начальник к «Дедушке Морозу», не стесняясь демонстрировать, что ему далеко не все кажется уместным.

– Что? Возвращайтесь к столу и выпейте! – распорядился Пиноккио. Теперь, когда первый подарок был вручен, а расправы не последовало, он обрел некоторую уверенность в своих правах распорядителя торжества, и начинал верить, что, пожалуй, вполне себе справится.

Его предложение всем очень понравилось. «Дед Мороз» между тем вспомнил, что обязан поощрять активных участников. Поколебавшись, он все же подошел со своим мешком к секретарше.

Та стесняться не стала и сразу полезла за подарком. Ей досталась маска лисички, сразу же гордо всем показанная.

– С мушкой. Да это лиса Алиса! – узнала секретарша, на миг нахмурилась, а затем расплылась в улыбке. – Это мой любимый персонаж! Спасибо большое, Дедушка Мороз.

Пиноккио вынужден был признать, что она не сильно слукавила. Да, сначала обиделась немного, но всерьез бы ее не расстроила такая ерунда. Она знала и цену, и место в жизни своим лисьим качествам.

– Вы у нас признанный ас дипломатии, и за это мы Вас ценим, – веско добавил шеф. И это тоже была правда.

Сам он вскорости неохотно продемонстрировал собранию огромного высушенного таракана в банке, и Пиноккио был потрясен, как радостно и жадно заблестели его глаза, когда он увидел, что вынул из мешка.

– У меня дочка насекомых коллекционирует, – признался шеф. – Уж не знал, что ей дарить. Очень надеюсь, что у нее еще нет такого. Вот так повезло, – пробормотал он и подмигнул Пиноккио.

Слегка шокированные тараканом, сотрудники поспешили затребовать подарки и для себя, выказав полную готовность их заработать.

– «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» – продекламировала девица под восторженный визг своих товарок.

– Вы прекр... – невольно подхватил Пиноккио и осекся. Знакомое чувство, что нос вот-вот вывалится из своих размеров, вовремя захлопнуло ему рот.

Назвать девицу однозначно непривлекательной было бы нечестно. Молодая, с хорошей фигурой, симпатичная, даже с косметикой не слишком переборщила. Однако восторгаться ею не тянуло: чрезмерным было нечто другое, типичное, кстати, для собравшихся барышень, дам и даже мужчин, чего Пиноккио еще для себя не определил.

– Великолеп...

Нос снова начал расти, еле успел вовремя заткнуться. Заминка удлинялась, вот-вот все просекут, что-то не то. Незадачливый Дед Мороз между тем должен же был что-нибудь сказать.

И тут его осенило. Не зря же читал он подсунутый Дедом Морозом словарик!

– Вы, дорогуша, сегодня фельдепердозны! – объявил Пиноккио.

– Это как? – девица опешила, как и все вокруг нее.

– Парадны. Почти помпезны, но не настолько. Ну очень торжественны! – выдал комплимент Пиноккио. «Короче, припонтованы» – кстати припомнил он подходящее, объединяющее в массе своей собравшихся, определение. И едва сдержался, чтоб не предложить ей словарик, где она могла бы сама посмотреть и убедиться, что он слова не выдумал. На «офисный планктон» честное собрание могло бы обидеться.

Следовало вручить барышне подарок. Пиноккио подсунул ей мешок, в который она предусмотрительно попыталась заглянуть, но ничего не вышло. Впрочем, вытащила она оттуда всего лишь двойное зеркальце, на которое Пиноккио поначалу подумал, что это пудреница: оно закрывалось, и с одной стороны было обычным, с другой – увеличивало.

Далее нескольким менеджерам, уже без стеснения декламирующим детские стихи, достались скороварка, теплые шерстяные носки, пачка кофе, сервиз, и одной особо отличившейся ротозейке – сразу несколько зарядных устройств, чему она радовалась больше всех.

Раздачу подарков прервал начальник, поинтересовавшись, не желает ли кто-нибудь произнести тост.

– Успехов в личной жизни! – тут же приняла инициативу секретарша. – Счастья всем нам в Новом году!

«Отличный тост», – подумал Пиноккио, прекрасно понимая, что ему подобная велеречивость была бы недоступна. Для начала, понимание личного успеха у собравшихся очень уж сильно варьировало: от количества любовников до богатого мужа, или спортивных достижений внуков. Для успеха каждого рода требовалось ему соответствовать; ну хотя бы делать именно то, что требуется, то, что в принципе может привести к цели. Вон та с виду милая тетка, что регулярно жалуется на хвори внучка, без конца распекает и нервирует невестку, а сама, между прочим, никогда времени не найдет, чтоб посидеть с ребенком. Торчит на работе, и тем лучше, что меньше дома бывает. Зам руководителя каждый вечер с новой девицей; ему самому это давно уж радости не приносит, не то, что счастья. А по-другому не умеет, по правде, и менять что-то боится. И неудивительно, каждый день слушает скверные бабские разговоры в офисе. Менеджер по продажам Лерочка мечтает о богатом муже, при этом на работе командует, а вне работы всем грубит: хоть в подъезде, дома, хоть в магазине, а больше она и не бывает нигде. Два слова, и уже никто в упор не видит, что она хорошенькая. Потому деньги Лера зарабатывает сама, и жалуется в свободное время, что перевелись ныне настоящие мужики.

Между тем Пиноккио одарил заместительницу главного бухгалтера комплектом марлевых повязок для профилактики гриппа и веревкой, в которой она, к счастью, не опознала кляп, и отправился дальше.

– Пожелай мне богатства! – попросил руководитель маркетингового отдела.

Для носа Пиноккио простая просьба о ни к чему не обязывающем пожелании вновь оказалась возмутительной. Какое там богатство! Сразу сделалось ясно, что при существующем отношении к деньгам просителю предстояло еще долго выпутываться из финансовых проблем. Он совершенно не умел отказать ни жене, ни детям, которые исправно требовали всякую ерунду, и притом, что супруга тоже неплохо зарабатывала, зарплаты испарялись за неделю. Пиноккио видел много таких людей: словно деньги обжигали их, и они стремились поскорее все спустить. Самое смешное, что все они мечтали о богатстве и даже верили, что когда-нибудь оно свалится им на голову.

– С кредитами разберись, – посоветовал Пиноккио.

Неожиданно мужчина очень обрадовался.

– Смотри-ка, и правда деревяшка в корень зрит! – объявил он. – Прям все угадал. Ну, спасибо, дай Бог сбудется! – он чокнулся с коллегами и опрокинул в себя бокал без остатка.

Ему достался ежедневник, при виде которого маркетолог скис, пробормотав что-то про жадность Деда Мороза. Планировать что-либо и записывать он, очевидно, не считал таким уж полезным.

Дальше Пиноккио прошел туда, где одна из подвыпивших менеджеров по продажам жаловалась секретарше на свое горе: от нее недавно ушел муж, который ныне имел наглость открыто появляться с любовницей в разных точках общепита. К разговору двух женщин вполуха прислушивались главный бухгалтер и его заместительница.

– Просто зло берет, – говорила покинутая супруга, – думать не могу, что они там кайфуют. Вот обломать бы им всю малину! – и глаза ее мстительно сверкнули.

– Да запросто, и скандал устраивать не надо, – воодушевилась умудренная опытом секретарша. – Тебе кто запрещает зайти в ресторан? Всего-то и надо, что подойти к их столику и сказать…

– Так муж же меня узнает, – робко указала продажница.

– Ну и что? Думаешь, не обрадуется? – хитро прищурилась советчица. – А тебе оно надо? Пусть, пусть подергается! Или найми кого, хотя… Вот еще тратиться! Подошла к их столику с открыткой в конверте и строчишь, как лектор: «Доставка стихотворения, что характеризует индивидуальность вашей любви, именно вашей! Распишитесь на обороте, – и подсунь ему конверт на подпись, если хочешь, а нет, так продолжай. – Включает идейную борьбу человечества за… свободу дефекации! Бумага выполнена из слоновьего помета, благотворительный сбор в пользу слонов Тайланда. Теперь можете дарить даме». И быстренько вали оттуда. Пусть себе парочка наслаждается стихом, который, как сказано, характеризует именно их любовь.

По ходу изложения секретарша демонстрировала изрядный артистизм, закатывала глаза, поджимала губы и, в целом, выдала номер весьма занятный.

– Какая Вы изобретательная! – сдержанно отметил главбух.

Секретарша молитвенно простерла к нему руки.

– Так это Вы меня сейчас вдохновили, Борис Эдуардович, – объявила она. – Я думаю, сегодняшнее Ваше стихотворение для такой цели как раз годится! Я вот его записала, – она покопалась в карманах, извлекла записную книжку и, прежде чем передать собеседнице, уточнила у автора: – Вы не возражаете?

– Никоим образом, – пробормотал потрясенный старик, явно не ожидавший такой популярности. Он сделал широкий жест и уткнулся в свою тарелку. А секретарша с менеджером захихикали, перечитывая стих.

– Напиши на открытке и подари, как я учила, – повторила наставление секретарша. – Стопудово, они его прочитают! Ну не смогут сдержаться! И пусть потом кайфуют.

– Ох, не знаю, получится ли у меня так бойко выступить, – усомнилась женщина. – Может, правда, попросить кого-нибудь? Но – так им и надо!

Пиноккио решил, что настала пора ему исполнить свой долг, ведь сотрудница, оставшаяся без мужа, до сих пор подарок не получила. Он подошел и сунул мешок ей почти под нос. Та отвлеклась от коварных планов безо всякого восторга.

– А может, не надо? – попросила она, адресуя слабую улыбку коллегам, которые немедленно включились в наблюдение за ней. – Я и так знаю, что была плохой девочкой.

– Вот еще! – возмутилась заместительница бухгалтера. – Все как люди, а ты что?

Подталкиваемая общественностью, продажница со вздохом опустила руку в мешок и сразу схватила первую попавшуюся вещь. Это оказалась фотография мужчины в рамке и, взглянув на нее, женщина опешила.

– Да это, никак, твой муж? – опознала секретарша.

– Ага, – подтвердила продажница и требовательно уставилась на Пиноккио. – Что это значит??

Уж такого поворота в роли Деда Мороза он не ждал! «Вот объясняй людям то, что они сами должны знать», – подумал он про себя.

– Значит, что как раз он тебе и нужен, – произнес Пиноккио как можно мягче, и от чрезмерно деликатного тона нос его дернулся пару раз, ибо на самом деле он порывался сказать «дура».
Женщина немедленно напустила на себя строгий вид, демонстрируя высшую степень возмущения.

– Что, козел, который по кафешкам мотается с кем попало? – пришла на помощь секретарша.

– Потому и мотается назло, – пояснил Пиноккио. – Ты же его выгнала и при соседях на лестнице скандал закатила, так? Ну вот и он тебя теперь повсюду типа позорит. Такая уж у вас любовь, и ничего с этим не поделаешь.

– Как это? – прорезался голос у продажницы.

– Он – козел, а ты – коза, – выдал Пиноккио. – Видовая принадлежность дается от рождения.

– Да я не о том… Хам, деревянный чурбан! – опомнилась женщина, и тут же, забыв о необходимости наезда, с подозрением спросила: – Так он меня еще любит, что ли?

– Конечно, любит, – успокоил ее Пиноккио. – И ждет не дождется, когда же ты на него внимание обратишь. Кстати, метод, который вы тут придумали, вполне себе подойдет.

Продажница довольно заулыбалась. Теперь казалось, что она получила лучший подарок на свете.

– Мужчины – мы такие, гордые! Первыми мириться… – поддакнул главбух и смешался под не слишком дружелюбным взглядом своей заместительницы.

Участвуя в беседе, Пиноккио упустил момент, когда одна из менеджеров все же попыталась втихую свалить. Но после того, как она с громким воплем отпружинила назад в комнату, вынужден был обратить на нее внимание, как и все присутствующие. И, разумеется, именно на него набросилась пострадавшая, требуя объяснить, что за безобразие.

– Дедушка Мороз не разрешает уходить раньше, – заявил Пиноккио под гнетом не самого доброжелательного внимания. «Пора бы уж отключить эту гирлянду, зачем ее вообще повесили?» – подумал он.

– Я все руководству объяснила. Мне пора к детям, – просительным тоном, едва не канюча, обратилась женщина к Пиноккио.

И он вынужден был отвечать.

– А то ты не знаешь, что нафиг им дома не нужна, – произнес он как можно спокойнее. – Они без тебя из холодильника таскают, что хотят, и по телевизору смотрят, что угодно, а ты их воспитывать будешь и убирать заставишь. А главное, от телевизора подвинешь, потому что на самом деле ты рвешься посмотреть свой сериал через сорок минут.

Коллектив выжидательно замер. Женщина как будто смутилась, но все же, похоже, собиралась настаивать, не понимая, что Пиноккио вовсе ее не держит, а врать ему бесполезно.

И тут в дело вмешался шеф. Поднявшись, он громогласно объявил:

– Спасибо, коллеги, наш вечер окончен. Был рад всех вас видеть!

Такого, конечно, никто не ожидал так скоро, однако сотрудники быстро сориентировались. Женщина, желающая уйти, пулей выскочила за дверь, остальные вставали и оправляли одежду.

– Честность – это нужно, конечно, но как-то уж очень своеобразно, – поделился впечатлениями главбух.

– Нет, хорошо было, но лучше не рисковать, – добавила одна из девушек, прижимая свою пачку кофе к груди.

Люди копошились, собирая со стола, кто-то для себя, иные просто помогали убирать. Шеф жестом подозвал к себе Пиноккио. Неожиданно освобожденный, тот попытался честно определить, доволен ли он. Это ему совершенно не удалось; такая двойственность, как сейчас, когда и да, и нет, обычно была деревянному человечку чужда. Однако и обычный человек, который его позвал, похоже, чувствовал примерно то же.

– Да уж, захотели правды! Хорошо, хоть ты моих людей насмерть не перессорил! – вынес условную благодарность руководитель.

– Все-таки тактичность в общении всегда должна присутствовать, – поддержала секретарша, неведомо как оказавшись рядом. – Вы со стола, что осталось, все заберите! И вино! – крикнула она сотрудникам.

Между тем сисадмин приблизился к тройке главных и обратился к Пиноккио.

– А я подарок еще не взял, – сказал он.

Пиноккио охотно распахнул мешок. Сисадмин вынул оттуда клизму, повертел ее в руках, явно раздумывая, не положить ли обратно, но передумал. Начальник благосклонно усмехнулся и, наклонившись чуть вперед, заговорщицки прошептал:

– А вы заметили, что на честном корпоративе рулит тема дерьма? Интересно, почему бы это.

Секретарша философски пожала плечами.

– Жизнь такая, – буркнул системный администратор и вопрошающе поглядел на Пиноккио, ища подтверждения.

Приятно говорить людям то, что они ожидают услышать, но поступить так сейчас – значило бы солгать. А этого Пиноккио себе позволить не мог.

– Нет, – сказал он. – Просто люди обычно варятся в том, о чем они больше всего думают.

Осмыслив фразу за пару секунд, его собеседники невольно прыснули.

– Значит, будем думать о любви, деньгах и успехах, – подытожила секретарша. – С Новым годом!

к списку историй

Рассказчик: Владимир Бородкин

Тирольский бычок

Чёрная пасть пропасти дожирала вечерние лучи заката. Узкая, извилистая дорога уходила к алеющим вершинам Альп. Я с женой девятый день путешествовал по осенней Австрии. Навигатор периодически терял связь со спутниками и мы «благополучно» заблудились в паутине сельских, горных дорог. Нам маячила перспектива провести ночь не в мягкой кровати отеля, а за рулём арендованного фордика. Вечер прикрывал веки, готовясь к ночи. Свет в ущельях сгущался до полного мрака и вновь возникал при выезде из каменистых лабиринтов в виде вялых солнечных лучиков.

В очередной теснине фары неожиданно выхватили из цепких лап мглы одинокую, сгорбленную фигурку. Мы остановились, чтобы подвезти запоздалого путника. Света салонного плафона вполне хватило, чтобы рассмотреть нашу попутчицу, сухонькую старушку лет восьмидесяти, в тирольском наряде с живыми, голубыми глазами, папирусным лицом, исписанным причудливыми морщинками, придававшими ей странный вид, лукавой, озорной девчонки. Её добрая улыбка осветила салон машины, стало теплее, уютнее и уже не так тревожно от блужданий по горным дорогам.

- Русишь – я показал на себя пальцем и добавил – потерялись.

Она добродушно кивнула головой, указав морщинистой, сухонькой ладошкой направление движения.

Минут через тридцать добрались до небольшой деревушки, затерянной в горах. Попутчица достала из сумки фаянсовую статуэтку бычка в тирольском наряде, с привязанным к шее фарфоровым свитком, и протянула нам. Из всего её монолога смогли уловить только одно слово вайнахтэн-рождество. Старушка помахала на прощание рукой и растворилась в темноте. Как ни странно, дальше мы без приключений добрались до отеля.

Дома бычок занял место на тумбе перед телевизором, радуя приятными воспоминаниями.

Подходило католическое рождество. Жена уехала к дочери за внучкой в другой город, а у меня опять прихватило поясницу.

Пробило полночь, наступило рождество, почему-то вспомнилась старушка и её мягкий голос повторяющий — вайнахтэн. Я взял бычка и вдруг свиток, висевший у него на шее, упал на пол, расколовшись напополам. Из него выпала свёрнутая бумажка, на которой было написано четыре слова. Гугл перевёл – три рождества, три чуда. Возникло странное детское ощущение приближающегося праздника.

- Ну что бычок, какие чудеса будем творить?

Вдруг замигала лампочка и комнату накрыла темнота.

- Сотвори чудо, верни пропавшее электричество!

Мне стало смешно от того, что я разговариваю со статуэткой. Неожиданно вспыхнул свет и заработал телевизор. Вот это волшебство!

- Бычок, а может, ты мне и поясницу подлечишь?

Я пошаркал на кухню, взял бутылочку коньяка, фрукты и устроил на журнальном столике праздничный «натюрморт». После выпитой рюмки настроение стало совсем праздничным, неожиданно я осознал, что поясница уже не ноет.

- Вспомнишь поговорку отца «Кто на водку денег не жалеет – никогда не заболеет!»

Но мне хотелось думать, что это не коньячная анестезия, а чудеса бычка поправили мне здоровье.

Воображение разыгралось, хотелось ещё чудес!

На экране в этот момент появилась ветка с мандаринами. Вспомнилось, как мы в детстве мечтали о фантастической возможности - залезать в телевизор руками и брать, что захочешь. Я подошел к экрану и сказал:

- Хочу сорвать спелый мандарин!

Мне показалось, что экран стал ярче, прозрачнее и я машинально вытянул руку вперёд, почувствовав горячий воздух от экрана плазмы, рука интуитивно дёрнулась назад — в ладони был зажат мандарин! От неожиданности я попятился и рухнул на диван. В висках стучал молот.

- Может я к экрану с мандарином в руке подошел? Один лежал на столе, один был в руке? А брал из холодильника один или два?

Всю ночь я не мог заснуть от возбуждения.

- Бред какой-то. Три дурацких желания были исполнены! Это просто невероятные совпадения. Проверить это можно будет только в следующее рождество.

В голове хороводили мысли о чудесах, вспыхивали воспоминания об Австрии. У нас нефть, газ — да чего только нет, а у них – порядок. Загадаю на следующее рождество порядок – один закон для всех в стране, мир во всём мире, чтобы не болели родные и близкие, чтобы исчезла нищета. Миллиарды возникших желаний просто разрывали голову!

Утром приехала жена с пятилетней внучкой. Не успели с неё снять пуховичок, как она мушкой влетела в комнату и, увидев бычка, радостно схватила его.

Я метнулся к ней с криком:

- Нет! Нет! Не трогай!

Внучка резко обернулась от моего пронзительного вопля, взмахнула руками, бычок вырвался у неё из ладошек, взлетел под потолок и грохнулся об пол, разлетевшись на мелкие кусочки.

к списку историй

Рассказчик: Юрий Елизаров

Гефилте фиш у новогодней ёлки

Принято считать, что о приближении Нового года свидетельствует традиционный продовольственный шоппинг. Отчасти это так. И чем ближе дата смены лет, тем активнее народ начинает посещать магазины с единственной целью, чтобы ещё прикупить такое вкусное, что непременно будет съедено в новогоднюю ночь.

Однако, всей этой видимой части новогодних хлопот предшествует исключительно женская процедура составления праздничного меню. Именно после одобрения и утверждения этого важного документа и начинается беготня по магазинам.

Но не всё на праздничный стол попадает с гастрономических прилавков, кое-что приходится добывать несмотря на прогресс первобытным способом. К примеру, рыбу для гефилте фиш.

Приготовить именно это блюдо еврейской кухни Татьяна решила после того, как попробовав однажды, полюбила его не хуже евреев.

Для того, чтобы свежая рыба поспела к сроку на кухонный стол, хозяйка послала мужа на рыбалку. Как страстный любитель такого досуга, Сергей только обрадовался предложению жены сходить на реку за свежим карпом.

- Только Линду с собой возьми, - сказала жена. - И тебе веселей будет, и меня никто не будет отвлекать. Да и ей прогулка пойдёт на пользу.

Московская сторожевая, услышав свою кличку, подняла лениво полцентнера своего веса с дерюги и также лениво махнула хвостом, выразив таким образом свалившуюся на неё радость.

- Пошли, порыбачим, - сказал хозяин, потрепав её мохнатый загривок. - Погода сегодня не зимняя. А будет клёв - так и вернёмся быстро.

Сборы были недолги и вот уже Сергей в полном снаряжении шагает к реке в сопровождении четвероногого члена семьи. Линда жила у них уже лет пять, а потому заслужила этот статус.

Видимо многие жёны решили украсить новогодний стол речной рыбой, если рыбаков на льду в тот час оказалось немало. Выбрав место, Сергей сделал лунку и, достав удочку, преобразился в рыбака.

Некоторое время собака не обращала внимания на эту метаморфозу, но вскоре её стало тяготить, что хозяин не замечает её, а потому она принялась настойчиво напоминать о себе.

- Не мешай, Линда! - в сердцах воскликнул Сергей после безуспешных попыток оттолкнуть её. - Иди погуляй. Видишь вон, у мужиков рыбы полно, а у меня - шиш с хвостиком!

Псина повернула морду к хозяину, посмотрела на него так, точно осмысливала произнесённые слова, а потом, видимо осознав всё сказанное, пошла прочь.

Вероятно Линда действительно отвлекала Сергея от рыбной ловли, а рыбу отгоняла от лунки, если стоило ей отойти в сторону, как всё пошло на поправку: и рыба вернулась, и клёв пошёл. Да не просто пошёл - попёр.

Снимет Сергей одну рыбку с крючка, бросит за спину на лёд, а там не одна уже, а две. Причём вторая явно больше первой! Не сразу обратил он на это внимание, а обратив, удивился. А удивившись, принялся выяснять происхождение больших рыб, появившихся рядом с его маленькими. Он даже реже стал смотреть на удочку над лункой, а чаще оборачиваться назад.

Казалось, посмотреть на это странное явление поспешила и Линда. Только, подойдя, опустила морду и, разжав челюсти, оставила на покрытом снегом льду приличного размера карпа. Как раз такого, какой подошёл бы хозяйке для аппетитной гефилте фиш. Сергей глянул по сторонам и увидел как один из рыбаков, улыбнувшись, помахал ему рукой. Следом тоже самое проделал другой, затем третий. Линда при этом стояла рядом, глядя покорно в глаза хозяина. Осмотрев улов, Сергей понял почему он удвоился. Просто каждый из его соседей рыболовов при приближении к нему полуцентнера собачьей массы, снабжённой клыками, предпочитал откупиться от незванной гостьи увесистой рыбиной из своего улова, нежели попытаться прогнать её. Свою «добычу» собака относила хозяину, не только увеличивая его улов, но и приближая момент возвращения домой. Хотя в тот день и не был «собачий холод», но даже собаке прогулка уже показалась затянувшейся.

Сложив рыбу в рюкзак и убрав удочки, Сергей с улыбкой махнул рукой своим «спонсорам» и, позвав Линду, пошёл по льду к берегу, на котором стоял дом, где ждали их тепло и уют, жена и хозяйка, которая непременно похвалит их за улов и смекалку и выберет ту рыбину, которая и станет в итоге желанной и аппетитной гефилте фиш у новогодней ёлки.

к списку историй

Рассказчик: Юрий Елизаров

Похмельный синдром

Новый год - праздник семейный. Вне семьи его встречают только те, кто из родительской семьи уже вырос, а свою ещё не создал. Именно они для встречи Нового года объединяются в компании сверстников.

Собралась такая компания как-то в квартире Гоши Базарова. Только у него в предстоящую новогоднюю ночь дома не будет родителей и никто не сможет воспрепятствовать парням и девушкам в поглощении шампанского и вина, закусок и салатов под аккомпанемент катушечного магнитофона. Молодые люди всегда проводят праздники шумно и весело, и горе тому, кто вольно или невольно попытается им помешать.

Кроме хозяина квартиры гостей у порога встречала его молоденькая кошечка, белая и пушистая, точно снег. Только в отличие от снега Муська была тёплая, мягкая и безумно нежная, так что всем, кому доводилось встретиться с ней, хотелось при случае погладить или потискать её.

Кошка была несказанно рада гостям, а потому всякий раз либо лезла на руки к девушкам, либо тёрлась боками о ноги парней. Поначалу это нравилось гостям, но когда все пришедшие разделились на группы и принялись готовиться к празднику, украшая ёлку или готовя закуски к столу, кошка, непрерывно путаясь под ногами, стала раздражать их. Теперь вместо ласкового «кис-кис» она слышала в свой адрес только устрашающее «Брысь!».

Муська никак не могла понять произошедших в гостях перемен, продолжая лезть к ним в надежде найти прежние нежность и ласку. Но когда ёлка уже была украшена, а приготовленные закуски перекочевали с кухонного стола на праздничный, нежность и ласка парней были адресованы уже девушкам, а девушки совершенно забыли о своей новой пушистой подружке. Кстати, на неё вообще никто не стал обращать внимания, точно её и не было здесь вовсе. А после того, как с залпом было открыто шампанское и наполнены фужеры, все вообще переключились на праздник, забыв обо всём на свете...

На следующий день, когда гости ушли, Гоша принялся наводить порядок. После шумного многоголосья минувшей ночи тишина наступившего дня резала слух отчего он чувствовал какое-то щемящее одиночество. Даже Муська не подавала голоса. Хозяин позвал её - безрезультатно: её не было ни видно, ни слышно, точно она ушла вместе с гостями, оставив его наедине с посудой, которую ему предстояло убрать со стола.

Закончив с тарелками, Гоша принялся вытирать стол влажной тряпкой. И только в этот момент появилась, наконец, Муська. Она запрыгнула на стол и, принюхиваясь, направилась к красному пятну, какое хозяин уже намеревался стереть с клеёнки. Его удивило, что всегда ласковая кошка не подошла, как обычно, к нему, а направилась на противоположный край стола. Мало того, остановившись у пятна, принялась жадно вылизывать его. Гоша пытался прогнать её, но Муська вновь возвращалась к своему «лакомству».

Решительно отстранив кошку, Гоша понюхал пятно и понял, чем оно так манило безвинное создание: на эту часть клеёнки кто-то из гостей разлил вчера случайно вино, и именно оно и привлекло внимание Муськи.

Глядя на неё, Гоша вспомнил вдруг, как в детстве также проявил интерес к тому, что пьют взрослые за новогодним столом, выпив в их отсутствие содержимое оставленного фужера. Жидкость, находившаяся там, не понравилась мальчишке. Мало того, вызвала отвращение и лет на пятнадцать отбила интерес к спиртному.

С кошкой же всё оказалось иначе: хозяин прогонял её со стола, но она запрыгивала вновь и снова принималась лизать злополучное пятно.

Секрет такого поведения Муськи раскрылся позже, когда пара вчерашних гостей заглянула к Гоше. Выслушав хозяина, девушка рассказала, что вчера, когда кошка уже достала всех, путаясь под ногами и мешая готовить праздник, девчонки просто напоили её тем самым вином, что было позже случайно пролито на клеёнке. После этого Муська, белая и пушистая как снег, улеглась на вату под ёлкой, слившись с ней, и проспала всю новогоднюю ночь и утро наступившего дня никому не мешая, никого не отвлекая. Проснувшись, наконец, к обеду, по знакомому запаху отыскала подсохшее за ночь вино и принялась вылизывать его, полируя клеёнку до блеска.

А что же делать, против природы не попрёшь: похмельный синдром, видно, на кошек действует также сильно, как на людей.

к списку историй

Рассказчик: Юрий Елизаров

Новый год в отличной компании

Приближался Новый год, но впервые это не радовало меня как прежде. И дело вовсе не в том, что я достиг возраста, когда уже точно знаешь, что Деда Мороза нет и чудеса в новогоднюю ночь не происходят, а в том, что все мои родственники и друзья разъехались по городам и весям, а потому и выпить и закусить мне в праздник не с кем.

От осознания предстоящего одиночества в пору было отчаяться. Но вдруг меня осенило: почему бы не встретить этот Новый год, который, кстати, объявлен Годом литературы в России, в кругу любимых поэтов?

Помнится, как-то Николай Рубцов, будучи студентом литературного института, дабы не пить в одиночку, устроил «застолье» с классиками. Собрав в своей комнате в общежитии портреты Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Блока.., он чокался с каждым из них, произнося: «Ваше здоровье, Александр Сергеевич! Ваше, Михаил Юрьевич!..». И, хотя потом его исключили из института, «застолье» получилось славным, и, главное, провёл поэт тот вечер в отличной компании.

Вот и я решил, последовав его примеру, «пригласить» к новогоднему столу... самого «автора» этой оригинальной идеи. Но так как пить вдвоём ничуть не лучше, чем одному, третьим я «пригласил» Есенина, который, как известно, как и Рубцов, не прочь был выпить.

К счастью для меня, ни тот, ни другой «не отказались», и я начал готовиться к незабываемому «застолью». Заблаговременно достав портреты классиков, я принялся обдумывать, чем мы будем закусывать. Вопрос «Что пить?» для меня не стоял: конечно же, нашу родную, «Русскую водку»! Классики со мной «согласились».

«Поскольку водка русская, поэты - русские, - решил я, - то и закуска должна быть русской: что Бог послал».

Бог послал в уходящем году на садовом участке хороший урожай капусты, огурцов и помидоров. Всё это было засолено и расфасовано по банкам ещё во время сезона, а вот сейчас извлекалось, раскладывалось по тарелкам и подавалось к столу. В дополнение к этому, я специально для Есенина (учитывая, что он участвовал в Первой мировой войне) сварил «в мундире», пусть не рязанский, а уральский, но такой близкий русской душе картофель. Чтобы не обижать в этом плане бывшего моряка Рубцова, приготовил макароны по-флотски.

И вот мои «гости» на почётных местах, и вот я уже, «чокаясь» с ними, говорю, подобно Рубцову:

- Ваше здоровье, Николай Михайлович! Ваше, Сергей Александрович!..

И вот уже вторая стопка отправилась вслед за первой, и вот уже третья опустошена. Бойкий звон стопок совпал с долгожданным боем курантов.

С наступлением Нового года стопки стали опустошаться чаще, а вслед за ними отправлялись рубцовские макароны по-флотски и есенинский картофель «в мундире». И тут, вопреки моей убеждённости в отсутствии чудес, чудо произошло: я заметил, что «гости» уже не портреты вовсе, а живые люди. И Рубцов, и Есенин покинули пределы портретных рамок и, присев поближе к столу, сами стали наливать и охотно закусывать. Признаюсь, что я не рассчитывал на такой оборот, готовя закуску, а потому она довольно скоро стала заканчиваться, а когда закончилась, мы, как истинные поэты, принялись «закусывать» стихами. А поскольку поэты мы русские, то и стихи звучали о России.

- Гой ты, Русь, моя родная, /Хаты - в ризах образа... - воскликнул Есенин.

- Россия, Русь! Храни себя, храни! - вторил ему Рубцов.

- И чтобы при звуке «Россия» /Запел колокольчик в груди! - подытожил я.

И вновь запели, зазвенели грани стопок, и под их звон в Россию вступал новый год, объявленный Годом литературы. Год, который я встретил в отличной компании!

к списку историй

Автор: Мария Богданченко

Новогоднее волшебство

Жила-была на свете красивая и милая девочка Элис. Она была очень старательной и умной, училась в школе на одни пятерки. Увлекалась рисованием. Каждый день её рукой создавались необыкновенные картины. Талант девочки восхищал всех выдающихся художников маленького городка Волшебниска, в котором она и жила. Картины Элис можно было увидеть на каждой выставке детского творчества. И все увидевшие их люди говорил только слова похвалы.

Самым любимым праздником у Элис был Новый год. Она считала, что нет ничего волшебнее, чем предновогодние деньки и миг, приходящий сразу после того, как часы пробьют двенадцать и мир замрет в ожидании чего-то нового и чудесного.

И вот однажды в Новый год с Элис действительно произошёл волшебный случай. В преддверии праздника она решила поздравить с наступающим Новым годом всех жителей своего многоэтажного дома. Для этого она нарисовала множество зимних картин, на каждой написала поздравления, а потом расклеила их в подъезде. Эта идея всем очень понравилась. Чудесные картины Элис привели в восторг.

Вечером девочка вместе со своей мамой накрывала на стол. Они ждали гостей. Когда же все пришли, то Элис обнаружила, что её кот Том куда-то исчез. Наверное, он выскочил из квартиры, когда пришли бабушка и дедушка девочки. Элис побоялась, что её питомец замёрзнет и побежала его искать. Она быстро спустилась вниз по лестнице. Потом выбежала на улицу. Кота нигде не было. Её сердце застучало всё быстрее и быстрее, глаза наполнились слезами. Что же делать? Где он? Скоро должен наступить Новый год, а Элис всё никак не может найти Тома. Не найдя кота, девочка решила вернуться домой, чтобы позвать на помощь взрослых. Она надеялась ,что вместе они смогут найти Тома.

Когда Элис подошла к двери в подъезд, то увидела пред собою нечто необычное. Дверь ей открыл Том. Девочка удивилась, даже испугалась. Кот попросил её следовать за ним. И тут она оказалась в необыкновенно красивом месте. Приглядевшись, поняла, что находится в своих картинах, развешанных днём в подъезде. Всё, что она нарисовала на обычных листах бумаги, стало реальным. Девочка осторожно ступала по хрустящему и белоснежному снегу. Около неё прыгал заяц, который был изображен на картине, висевшей около 52 квартиры. Она не верила своим глазам.

И вот показался дремучий зимний лес. Из него вышел Дед Мороз со своей внучкой Снегуркой. Они были именно такими, какими нарисовала их Элис. На Морозе была теплая синяя шапка с меховой опушкой. Нос его был красным. Борода у него до самого полу. Белая и пушистая, как снег. Шуба дедушки Мороза была синей и очень длинной. Снегурочка была одета в белоснежную меховую шубку. Необыкновенной красоты был у неё головной убор - восьмилучевой венец, шитый серебром и жемчугом.

Дед Мороз сказал: « Элис, мы с внучкой очень рады тебя видеть! Каждый Новый год ты ждала встречи с нами. И вот мы здесь, перед тобою. Весь год ты вела себя очень хорошо, трудилась и не ленилась. Поэтому по праву заслуживаешь лучшего подарка. Элис, замечательная наша художница, прими от нас эти кисти и краски. Знай, милая, они не простые. Всё, что ты нарисуешь ими при твоём желании может ожить».

С этими словами Дед Мороз вытащил из своего большого мешка с подарками небольшую фиолетовую коробочку с розовым бантом и протянул её Элис.

Элис не могла сказать ни слова, она потеряла дар речи. До сих пор не могла поверить своим глазам. Ей казалось, что всё это ей всего лишь снится.

«Элис, спасибо тебе за то, что ты подарила всем жителям своего дома новогоднее настроение! Ты правильно сделала, что поделилась своими положительными эмоциями с другими!», - сказала Снегурочка.

«Знаете, я неожидала, что когда-нибудь с вами встречусь », - наконец проговорила Элис, - «Огромное спасибо за подарок! Знаете, я всегда верила, что Новый год - это пора чудес, что именно в этот праздник в жизни каждого человека может произойти что-то волшебное».

«Главное верить в чудеса! Прощай, Элис. Мы должны успеть со Снегурочкой поздравить всех остальных с Новым годом. Желаем тебе всего самого наилучшего!», - сказал Дед Мороз.

«До свидания!», - промолвила Элис.

И тут Элис оказалась около двери в свою квартиру. На руках она держала Тома. Мама отворила дверь и сказала ей :«Элис, где же ты пропала? Мы все тебя обыскались».

«Я искала Тома», - ответила девочка.

«Пойдем скорей, осталось пять минут до наступления Нового года!», - сказала мама и протянула дочери руку.

Когда праздник закончился и все разошлись по домам, Элис пошла спать. И в своей комнате на столике она и увидела подаренную Дедом Морозом и Снегурочкой коробочку. Она раскрыла её. В комнате стало светло. Этот свет исходил от волшебных красок и кистей.

Элис долго не могла заснуть. Ей очень хотелось приступить за работу, написать необыкновенную картину.

Вот и новогодней сказочке конец, а кто слушал - молодец!

к списку историй

Автор: Александр Сосенский

Месть сказочных героев или новогоднее чудо

Перед Бабой-Ягой и Кощеем Бессмертным, точно, виноват! Я ж не отрицаю! Но Зайчик-Попрыгайчик и Мишка-Топтыжка? Им-то что я сделал? И Деду Морозу?… Вот кажется, пожилой человек, а туда же – посохом в меня тыкал, нецензурно выражался! Хотя хуже всех оказалась Снегурка! Шипела, словно змеюка, и лягалась, как кобыла! После её пинков сидеть больно! – так думал и горевал я в кромешной тьме, уже ни на что не надеясь, разве что на чудо…

А началась эта история с того, что мой напарник Кеша, тоже монтировщик (рабочий сцены), упросил отпустить его с последнего спектакля 31-го декабря. В благодарность принёс мне бутылку водки, правда, со мной же её и оприходовал. Затем ещё одну, да и у меня было… Вот уж спектакль начался… Он то домой ушёл, а я - в зюзю… Хотел было в оркестровой яме покемарить, но не дали, наверх погнали Бабу-Ягу спускать. Так по ходу пьесы положено: Баба-Яга в ступе по канату с балкона на сцену съезжает. Для этой цели под ступой имеется механизм, который её взад-вперёд двигает.

После проводов Кеши меня маленько пошатывало, да ничего, тумблером я завсегда щёлкнуть могу… И покатилась Костяная Нога вниз, по наклонной, как и задумано автором, со свистом и улюлюканьем. Тут меня снова шатнуло, и тумблер выключился… Бабка застряла посередине: висит над залом, тихонько ругательства бормочет, из образа не выходит. А мне от её бормотания вдруг так весело стало… И решил я: пусть и публика порадуется… Принялся Бабку туда-сюда по канату гонять. Тут уж она по- настоящему заорала.

Яга орёт, ребята в зале радуются, и я ржу, не могу остановиться. Но Зайчик-Попрыгайчик и Мишка-Топтыжка не дали вволю наиграться: прибежали, отпихнули, спустили старую на сцену, а меня прогнали.

Обиделся я на них и забыл Кощею матрас под люком подстелить…

По сценарию коварная Баба-Яга на сцене Деду Морозу ловушку подстроила, закрыла полынью (люк) белым платком пуховым. Злой Кощей этого не знал. Решил он у Дедушки мешок с подарками украсть. Стал подкрадываться, да и провалился. Провалился, а матраса-то и нет!

«Буль-буль», - включил запись звукорежиссёр. А из «полыньи» грохот и протяжный, страшный вой. Детишки в зале испугались, притихли. Но Мороз – артист бывалый, не растерялся, говорит Снегурке: «Видно, до дна промёрзла наша речка, должно больно навернулся Кощеюшка! Слышишь, как вьюга воет? Жалко мужика…»

Услыхал я, что Бессмертный «загремел» и тоска на меня напала, сделалось мне грустно… Завернулся я в занавес – переживаю. А Снегурка на сцене надрывается: «Ёлочка, зажгись! Ёлочка, зажгись!» Раз двадцать проорала, даже охрипла, бедная. Вновь примчались псы театральные, братья-близнецы Заяц и Медведь, соединили провода, включили ёлку. Все вместе финальную песенку спели, подождали, когда зрители разойдутся, и ко мне. Давай всей труппой «воспитывать».

- Я, - кричит Бабка-Ёжка, чуть не родила со страху в этой ступе. Изжарить его, подлеца!

- Но сначала переломать все косточки! – орёт Кощей. А сам острой коленкой по яичку норовит стукнуть, бессмертия лишить хочет…

Снегурка хрипит (голос-то сорвала) и больно лягается. Сам Дедушка Мороз (а ещё народный артист!) посохом мне по кумполу съездил! А эти клоуны: Попрыгайчик и Топтыжка схватили за шиворот, и в гримм-уборную поволокли, заперли, свет выключили, ушли…

Остался я один в кромешной темноте. Скрипит, стонет старый театр… Известное дело, театр - место не чистое…Тут помимо приходящей нечисти ещё своя, местная имеется. Например, призрак повесившегося автора. Бродит он по закулисью в поисках жертвы, как поймает кого, так сразу за грудки хватает и спрашивает: «Понравилась тебе моя пьеса?» Тут главное: ему в глаза не смотреть и ничего не отвечать, а ответишь или посмотришь - пеняй на себя… А еще страшнее - прОклятый актер, говорят он душу чёрту за бутылку водки продал и теперь себе замену в аду ищет, всем встречным выпить предлагает. Выпьешь и считай пропал! Одно спасенье- трижды стакан перекрестить! Есть еще гардеробные - это те, кто в гардеробе мелочь из карманов тырит, ну и разные: буфетные, гримёрные, сценические, злобные подковёрные критики…

Ой, ой, кто-то из темноты подкрадывается, когтями по паркету цокает, а из углов что-то страшное уставилось… Жутко-о! Начал я плакать и просить: «Дедушка Мороз! Снегурочка! Бабуся-Ягуся! Кощеюшка! Простите меня! Христа ради! Я больше не буду-у-у!» Но как ни звал, как ни просил слёзно, никто не отозвался. Все по домам разошлись Новый год встречать. Бросили меня одного, дрожащего и протрезвевшего...

Выпустили меня только в новом году перед утренним спектаклем. Труппа была всё та же: нечисть и зверьё. Только после вчерашнего какие-то они болезненные. Мишка-Топтыжка на двоих не стоит- на четыре лапы опускается, Зайка- косой в стельку, петли по сцене накручивает, Дед Мороз–Красный нос, ему и гримёр теперь не нужен… Один я, как стёклышко, бегаю по театру, декорации монтирую, свет устанавливаю, матрас расстилаю. Помреж, которого вчера на спектакле не было, хвалит меня, не нахвалится, господам артистам в пример ставит!

А закончилась эта новогодняя история, как и положено – Чудом!

Пить-то я, братцы, бросил! С тех пор ни капли! Даже в Новый год!

Теперь вот Кешу хочу отучить. Думаю на следующий Новый год его в театре запереть. Кто знает? Может Чудо повторится?!

к списку историй

Автор: Александр Сосенский

А меня не было в списке

Мама и папа, уходя в магазин, строго-настрого запретили мне открывать дверь незнакомым людям. А мне одной скучно, особенно в канун Нового года. Все мои детсадовские подружки остались в другом районе. Мама говорит, что ни за что бы не переехала в центр, если бы не забота о моём образовании. А папа говорит, что это ерунда, что первые классы во всех школах одинаковы. Они всегда спорят по любому поводу. Мама говорит, что папа совсем ей не помогает. А папа говорит, что мама всё хочет делать по-своему.

В дверь позвонили. Я настороженно спрашиваю: «Кто там?»

- Дед Мороз!

Подтаскиваю стул, забираюсь на него и гляжу в глазок. Действительно: Дед Мороз! В красном халате и шапке, с белой бородой и огромным мешком. Открываю дверь. Дед Мороз - он же не чужой! Он наверно мне подарок принёс. Тот, который я под ёлкой просила.

- Где родители? – спрашивает дедушка.

- В магазине… Дед Мороз, ты подарок принёс?

- А как тебя зовут?

- Аня Смурова.

Дедушка достаёт из-за пазухи листок бумаги. Сняв рукавицу, долго водит по нему пальцем.

- Странно… Смуровой нет. А какой у вас адрес? Тележный проезд 17?

- Нет. Тележный переулок 17.

- А…

- Дедушка, где же подарок? Я и стишок знаю и песенку.

- Понимаешь, Анечка, - Дед Мороз сдвигает шапку и чешет чёрные, как смоль, волосы. - Понимаешь, тебя в списке нет… Ну, а что бы ты хотела?

- Я же под ёлкой говорила. Разве ты не слышал? Я хочу куклу, такую, как у Эмилии Францевны.

- Кто эта Эмилия?

- Это наша соседка. Мама говорит: она из «бывших», слишком задаётся. Мы, как только приехали, пошли с соседями знакомиться. Так она нас в квартиру не пустила, но я в щёлку видела: пианино, слоники на нём, подсвечники, картины на стенах, а в шкафу за стеклом - кукла! У неё лицо розовое, как у настоящей девочки и волосы…

- У соседки?

- Да нет, у куклы! Францевна старая, она нас обругала, что мы без приглашения пришли…

- Ладно, малышка, пора мне.

- А кукла?

- В другой раз.

- Нет, - закричала я, вцепившись в халат, - не хочу в другой раз, хочу в этот!

Соседняя дверь приоткрылась. Высунулась Францевна, она наверно подслушивала.

- Девочка, не кричи, - сказала она противным скрипучим голосом и, повернувшись к Деду Морозу, добавила, - а вас, молодой человек, попрошу зайти ко мне.

- Никакой он не молодой! - возмутилась я. - Он - Дедушка Мороз!

В это время вернулись родители, оторвали меня от красного халата и затащили в квартиру. Поняв, что осталась без подарка, и что Дед Мороз ушёл к старухе, я разрыдалась, не в силах перенести двойную обиду. Мама, обняв меня, пыталась успокоить.

Папа принёс большую коробку, в которой лежала коляска для кукол - предел девчоночьих мечтаний! Он сказал, что коляску мне дарит Дед Мороз.

- Меня в списке нету-у…, - рыдала я.

- Это от другого Деда Мороза, у него другой список, - убеждал папа. Но я была безутешна и даже не хотела смотреть на подарок. Плакала и требовала куклу.

- Вот зачем ты сунулся? Кто тебя просил? – сказала мама папе.

- А ты не знаешь, что дочь на Новый год хочет! – ответил папа.

Мама открыла рот, собираясь ответить, но тут в дверь позвонили, и недовольный папа ушёл открывать. Потом в комнате появился Дед Мороз, тот самый, с чёрными волосами под шапкой. Он протянул мне куклу с фарфоровыми розовыми ручками и личиком, так похожими на настоящие, с кудряшками волос, в кружевном чепчике и платьице, в панталончиках и кожаных башмачках. Точно такую же я видела у Эмилии Францевны, только моя была намного лучше…

- Вот, - сказал Дедушка, - пришлось за этой куклой на Северный полюс возвращаться!

Я схватила куклу-Машу, я её Машей назвала, и закружилась по комнате, а потом уложила в коляску и принялась возить вокруг ёлки, и петь ей и Дедушке Морозу песенку про ёлочку.

- Милая, пойдём на кухню, помогу тебе ужин готовить…, - сказал папа маме, а мама его поцеловала.

к списку историй

Автор: Наталья Ковалёва

Двенадцать ангелов
(Сказка для взрослых девочек)

– Опаньки! – перед кабиной вырос Дед Мороз в красной шубе.

Бороду он нетрадиционно держал в руках. Но по всем остальным параметрам был самым настоящим и весьма подвижным.

Едва тяжёлый большегруз затормозил, дедок тут же отчаянно задёргал ручку.
Димыч открыл дверь и скомандовал:
– Не студи кабину, прыгай.
Вблизи Дед Мороз оказался тщедушным до такой степени, что потёртая красная шапка висела на ушах.
– Товарищ, товарищ! – взволнованно затараторил он, – у меня машина за поворотом, вот машина, я в них совсем, понимаете. Совсем, и машина не моя, что-то заскрипело и все, не едет, не едет. А у меня ещё шесть адресов в Ольховке!

– Вот так заскрипело? - серьезно спросил Димыч и, послюнив палец,провёл по стеклу. Дед вздрогнул, передёрнул плечами.
– Примерно.
– Ремень накрылся, – поставил диагноз водила.
– Вы поможете, товарищ?
– Товарищи в девяностом остались – хмыкнул Димыч.
И дед сник:
– Ну, у меня есть немного, – он задрал длинный подол шубы, под которым открылись тёплые ватные штаны, сунул руку в карман.
– А желание исполнить? – захохотал Димыч
– Же-ла-ние? – заикаясь, повторил Дед Мороз. – Ну...
– Ладно, дед, где твоя колымага? Запасной ремень есть?
– Я не знаю, я права получил вот, а машина нашего худрука. «Жигули», кажется, седьмая или шестая…
– Или пятая? – подмигнул Димыч снисходительно. – Лишь бы клапана не погнуло, а так заменим, ну, если запасной есть.
– У него должно все быть, он давно ездит – радостно подтвердил Дед Мороз
И уставился на фотографии, давно обживщие щиток лобового стекла. С чёрно-белого снимка улыбалась девушка в школьном платье, улыбалась неловко смущённо, словно робея перед фотографом. С цветного, ничуть не смущаясь, смеялась девчушка с двумя косичками и вздёрнутым носиком.
– Семья? – Дед протянул руку, но Димыч тут же перехватил её.
– Не трогай.
Дед Мороз настаивать не стал, но, все ещё не отрывая глаз от снимков, строго сказал:
– У нас лимит на желания. Но по случаю непредвиденных обстоятельств, вот что, товарищ, формулируйте желание, внимательно формулируйте. Желание – это опасная вещь. Оно ведь и жизнь изменить может.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

Детей у Ольги не случилось. Все случилось: муж – актёр, в некоторых кругах весьма известный. Свекровь – тоже бывшая актриса и тоже в некоторых кругах… дом, точнее, квартира на третьем этаже элитки. Работа – пусть скучная, и не очень любимая, но с твёрдым доходом, даже Москва – желанная и манящая – случилась, а детей не вышло.

Врачи мяли живот, лезли в тёплое и сокровенное холодным металлом, задавали жёсткие и бестактные вопросы, гоняли из кабинета в кабинет. И... пожимали плечами.

Выход, конечно, был: суррогатное материнство, усыновление, но Вадим чужих детей не хотел. А суррогатная мать – не по карману. И восемь долгих лет изводил себя и жену врачами, таблетками, осмотрами, витаминами. Весь положенный путь отчаянья - от медицины традиционной до шарлатанов - они прошли. Ольге казалось прошли раз и навсегда.
И едва железное «никогда» легло в душу, как вдовий плат на плечи, в семье установилось странное спокойствие, будто кто-то невидимый расписал роли: Вадиму -благородного героя, Аглае Федоровне – королевы-матери, а ей, Ольге – облагодетельствованной калеки. И, согласно пьесе, она просто обязана была молчать и принимать каждый шаг своих спасителей с восторгом и благоговением.

Спектакль обычно игрался на публику. Стоило паре-тройке старушек выйти во двор со своими стульями и табуретками, лавочки давно спилили, чтоб их не использовали любители выпить и бомжи, на сцене появлялась королева-мать , гордая и не сгибаемая, вещая о семейном, таком интимном и таком личном горе. Благородный сын вздыхал, несчастная Оленька пробегала мимо соседей, ёжась под жалостливыми взглядами. И так как иных постановок в репертуаре семейного театра не предполагалась, пьеса игралась на каждого нового зрителя.
Но как ни странно, эта немудрёная постановка внесла некую размеренность в суматошную жизнь. Ольга научилась ежемесячно покупать тесты, и ежемесячно же, не дрогнув бровью, докладывать мужу:
– Снова ничего, так, задержка.
Вечная боль затаилась, как дворовая собака под воротами, и не беспокоила, не взвывала дико при виде чужого хохочущего или рыдающего чуда, но тихо скулила о несбыточности такого просто женского предназначения.

Пьеса жизни пошла по своим законам без перерывов на антракты и буфет. Муж блистал, она зарабатывала деньги, свекровь патетически с паузами и придыханием вещала соседям о благородстве сына. И изо всех сил жалела «несчастную Оленьку».
Но полгода назад отыскался какой-то далекий стройотрядовский еще друг, из неведомой Сибири и сообщил, что у них в соседнем районе, есть какая-то древняя статуя, то ли скифская, то ли тюркская, то ли ещё какая-то. И вот к этому камню едут за детьми со всех уголков страны. И вроде бы, никому Каменная бабушка не отказала. Но приезжать надо непременно парой, что бы пройти какой-то обряд у местного шамана.

«Какой-то, какая-то, откуда-то» – неопределенность, неизвестность, неуверенность…Но Вадим, а главное, Аглая Федоровна, это известие приняли восторженно. Ничего страшного, что на шее у Ольги болтается православный крест, в конце концов, кто знает, возможно, там, в Сибири, местные боги куда сильнее всех остальных. А потом, это было необыкновенно драматично – рвануть за тридевять земель в тайгу, в Сибирь, в морозы, ради хлипкой надежды осчастливить невестку. И декорации обещались достойные: шаманы, бубны, каменные изваяния… О, быть может, даже и жертвоприношения. Боже мой, какая прелесть!
Ехать решили к праздникам. «Новый год в Сибири? Но что ни сделаешь, ради счастья сына?»

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

– Как тут тихо! – Первое, что вырвалось на заснеженном перроне городка, закутанного в снег, как крестьянка в пуховую шаль.

– Разве? – удивился, принимая сумки Михаил, тот самый стройотрядовский друг.
– Это вы ещё до нашей Вахромеевки не добрались! – сверкнула белозубо его супруга Марина – Вот где тишина! Вам с Москвы-то, небось, скучно покажется.
– А детишки у вас есть, Мариночка? – осторожно, разминаясь, спросила свекровь…
- Я до киоска дойду. Надо взять Вадиму воды без газа, – поспешила покинуть сцену Ольга.
– Воды? – Миша вскинул брови, – Её у нас в колодце бесплатно. Лучше шишек возьмите кедровых, будет чем в дороге заняться. Сейчас вот прямо, через вокзал и у входа. Там Дед Мороз шишками торгует.
– Кто? – удивилась Ольга.
– Натуральный такой Дед Мороз. Маришка проводи! Я машину ко входу подгоню. – и уже Вадиму бросил – вот не верю, не верю, что приехал, а, Вадимище? Сколько уже со стройотряда прошло?
– Ты же знаешь, какая беда у нас, – печально вздохнул Вадим
– Беда – это когда рук и ног нету, а у тебя, вроде, все на месте, артист.
Услышала Ольга рокочущий басок и улыбнулась. Маринка подхватила москвичку под локоток и потянула в сторону суетливо шумящего вокзала.

– Выбирайте, выбирайте красавицы! – дедок частил, посмеиваясь и подмигивая.
Он и в самом деле походил на Деда Мороза. Нет, не на сказочного, а Деда Мороза, вынужденного долго и трудно жить в сибирской деревне, лишь по праздникам позволять себе вот такие рандеву в общество. Огромные валенки, тулуп, и шапка-ушанка, поверх которой для привлечения клиентуры дед напялил рождественский колпак. Зато борода у него самая что ни на есть настоящая – белоснежная, широкая, щедро подёрнутая инеем.

– Шишечки у меня волшебные, загадаешь, что хочешь – и все сбудется. – пел он радостно и круглое лицо его лучилось счастьем и покоем, а чем ещё должно светиться лицо Деда Мороза?
– А если я «мерседес» попрошу? – Маринка опустилась перед необъемным мешком и вытащила розовато-коричневую шишку.
– И «мерседес», а как же, такие-то красотки должны непременно на «мерседесе». И чтоб вилла, и яхта. И мужик богатый.

– А ребёнок? – сама не ожидая от себя, выдохнула Ольга и тут же испугалась: разговорчивый старик сейчас скажет, что-то пошлое, неуместное, насмешливое или вдруг кинется жалеть.
Но дед на секунду примолк и сунул руку за пазуху.
– Ребёнок? Это, девуля, сложнее, тут не шишка, тут вот, ангел, нужен. Нако, ангела тебе.
И бережно протянул тряпичную куклу с крыльями из цветной бумаги.
– Какой странный. – Ольга подняла ладонь и пальцем тронула крылья. – Ангел в клеточку.

Видимо, куклу сшили из подручного материала, а под рукой был один материал – синяя в жёлтую клетку фланель. Лицо ангела, печальное и кроткое, нарисовали, не мудрствуя, фломастером и один глаз уже «поплыл», отчего казалось, что ангел живой и плачет.

– Внуча моя сделала, – серьёзно сказал дед. – Велела подарить, кому особо нужно. Вишь, говорит: у него желание сбудется и у меня сбудется.
– А у неё какое? – поинтересовалась Маринка
– Да не говорит, но думаю, мамку найти. Одна она растёт, отец-то в разъездах все, я вот чем могу… –ткнул он пальцем в мешок – А что бабе без дитя, что дитю без мамки…Ай,
Махнул рукой старик.
– А мне муж не разрешил из детдома взять, своего нам надо. – тихо пожаловалась Ольга, как легко было жаловаться незнакомому человеку, у которого минуту назад за пазухой жил Ангел с разноцветными крыльями.
– Зря! Дитё, оно своё, пока в мамке сидит, а потом все одинаковы. Все плачут, любви просят…А дашь любви – свои становятся.
– Ну, это если маленькими брать, – возразила Маринка
– Да нет, я так думаю, что человек без матери – вечно дитя недолюбленное. Я вот сына нашел, ему уж двадцать было, косая сажень в плечах, бас, как у того паровоза. А роднее не бывает. Плохо, что внучка без мамки, родами мать умерла.
– Я может помочь, могу? – Ольга машинально потянулась за кошельком.
Но Дед Мороз отмахнулся:
– Денег у нас хватает, Митяй зарабатывает хорошо. А так, вот послушали старика, а там, кто знает. Ангел-то при вас.
– За шишки-то мы что должны? – Маринка уже приплясывала на морозе.
– По десяточке штучка. Считай, полторы сотни, недорого?
– Это за «Мерседес» и яхту? Дар – не купля! – резюмировала Маринка.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

Чертов дед наворожил метель. Дворники рисовали полукружья на лобовом стекле, скрипели, скрежетали, не справляясь с полчищем снега. Движок утробно рычал, колёса пробивались сквозь бесконечные заносы, пока безнадёжно не засели в очередном укрепрайоне вьюги. Димыч морщился, ворчал, матерился. Вот же, два часа назад трасса, как солдатский плац, чистая. Откуда, что взялось? Не задержись он с этой «жигой», уже бы дома водку пил, и что теперь? Ждать утра, всё равно дорожники …это 1 января дорожники? Да они ещё в стельку и уматинушку будут. А делать-то что?
Димыч остановил бесполезно рычащее чудовище и извлёк лопату.
– Отдохни, бедолага, – хлопнул по кабине, отливающей благородным матовым блеском новизны.

Ничего, вон по борту – Вахромеевка. Если что, рванёт трактор искать. Хотя, какой трактор в новогоднюю ночь? Вот уж чудом будет, если он тут встретит не пьющего, а главное, холостого тракториста, чтоб запросто от стола оторвать.
Димыч с хрустом вогнал в свежий снег лезвие лопаты.
За десять лет мотаний по дорогам, впервые, однако, чтоб большегруз так накрепко сел за два часа, не на просёлочной дороге, а вполне себе асфальтированной трассе. И сказать, что метель была уж совсем бешеной, да нет…Обычная метелица, даже скорее позёмка, но уж больно чудная. Как белая змея, бесконечная и мощная, снег обхватывал колёса новыми кольцами, тек и тек, укладывался плотно, свивался, окружал машину, точно с высоты новогоднего неба выбрал одну-единственную цель – ярко-синий грузовой «Мерс». Ни деревья у обочины, ни дорожные знаки, ни бетонные плиты ограждения не привлекали его.

– Эх, дедуля! Придётся в Вахромеевку топать – помянул Димыч случайного своего знакомца, жадно закурил и удивился: снег, ползущий по дороге, остановился, точно задумался. Димыч радостно ухватился за лопату. Но кто-то вновь открыл невидимые шлюзы, и снежная река также ровно и мерно потекла под колёса грузовика.
– Да и Бог с тобой! – забросил Димыч бесполезный инструмент в ящик под кабиной и решительно затопал к манящим огням, горсточкой рассыпанным возле горбатых гор.

Снег затих, впрочем, совсем ненадолго и поднявшись в воздух, крепенько подтолкнул водителя в спину…И более не оставлял его в покое, все подгоняя и подгоняя.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

– Лялька! Лялька! Ай, что принёс-то тебе, – загрохотал с порога дед.
– Деда-а-а-а! – взвизгнула радостно востроносенькая и круглолицая девчонка, и кинулась к старику, по крепеньким плечам запрыгали две тугие косицы. – А я жду, жду, ни тебя, ни папки. Уже скоро Новый год придет! Пойдем, пойдем, я сам стол накрыла.
Вихрь, свистопляска, топот коротеньких ножек, косицы мечущиеся по спине и над всем этим две синих звезды…Лялька.

– Обожди, – строго удержал дед, снег хоть смету.
Лялька тут же кинулась за веником и нетерпеливо принялась сметать снег с дедовых валенок.
– Да стой ты! Я в сенках отряхну,— попятился дед.– Чего грязь-то у порога разводить?
– Не уходи! – Вцепилась в ладонь. – Я после быстренько подотру. Насиделась я одна, во как!
И рука с веником взметнулась к горлу. Дед терпеливо застыл, шустрый веник вновь замелькал, прочерчивая на белом чёрные полоски, полоски ширились и сливались в одно чёрное.
А девчушка трещала без умолку:
–Винегрет покромсала, ножики надо наточить, я папиным охотничьим резала, вот, – не отрываясь от дела, продемонстрировала она палец, замотанный носовым платком. – Колбасу порезала, сыр тоже, курицу баба Тая принесла, сготовила, как ты любишь, сказала, а то будете химию есть, а ребенку это вредно, – уже тащила тряпку и шустро стирала лужицы от снега у порожка. – Печку дядя Паша натопил, я сбегала – попросила, только трубу прикрыть. Курям дала, а поросятам ты сам неси, свинья злая. Я маленько поросенка ловила и гладила, а она обиделась…

– А что ж не спросишь, кому я твоего ангелочка-то отдал? – дед подмигнул внучке и тайком глянул на часы. Да пора бы уже Митьке появиться. Обещал, что к шести точно будет.

Лялька пожала плечиками:
– Он мне сказал, что сам знает к кому уйти. Этот Ангел самый умный вышел, этих бы вот куда пристроить? Не хотят уходить.
Лялька кивнула на окно, где в ряд выстроилось еще десять фигурок из пестрой материи и бумаги.
– А и пусть живут, ишь у всех по одному ангелу, а у нас чуть не дюжина на троих, – дед опустился на диван и вытянул уставшие ноги до сладкого стона.
– Чай тащить?
– А тащи, почаюем, я вон и конфет приволок, чуть-чуть не тонну.
– Тонну только папкин грузовик увезет.
– Тоже верно – согласился дед – а ангелочка твоего я …
– Не надо! – закричала уже из кухни вихрь-Лялька. – Все само узнается!
– Это как?
– Так, он мне так сказал.
Лялька вручила деду горячую чашку и тут же сунула руку в пакет с конфетами, зажмурила глаза:
– Если с черной начинкой, то все сбудется.
Дед усмехнулся в бороду:
– Ну тогда сбудется. Там других-то нету. Уж, помню, какие любишь. Где твоего батяню черти носят, а? – вздохнул старик.
– Не черти, а ангел. Так надо, – серьезно ответила Лялька.
– Выдумщица ты, – старик вернул внучке опустевшую чашку. – Пойду со скотом управлюсь. А ты глянь там, купил тебе лоскутков, каждого по полуметру, всяких набрал. А то все отцовские рубахи уже покромсала.
- Не все, а только одну, его любимую, так надо было.
И заохала радостно: ворох лоскутов блестящих, ярких, цветастых, в клеточку, в горошек щедро устелил диван.
– Я теперь всем ангелов нашью! Вот – Лялька держала в руке кусок ткани: в крупных цветах – Из этого для бабы Таи, чтоб у неё сын вернулся! Она прошлый раз плакала, что не едет. А из этого для Мишки, чтоб ему велосипед купили…

Дед только вздохнул:
– Сама ты, ангел божий.
И вышел во двор, ворча под нос на сына, на визжащую свинью, на погоду…а из окна пристально смотрели на него десять ангелов, внимательно и чуточку улыбаясь, крылья их разноцветные, как у бабочек, трепетали и снежинки льнули к окну, будто стремились попасть под дуновение ангельских крыл.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

Димыч не топал, он почти бежал, словно и усталости за долгий рейс не осталось, а в спину упорно все подталкивали чьи-то руки.
Синие сумерки гасли торопливо, стирались, истекали алым, оранжевым, бледно-желтым, лиловым, за горизонт. И черный плюш неба уже густо утыкали золотыми булавками. И если принюхаться, то в воздухе еле уловимо витал запах хвои, мороза, мандаринов и чего-то радостного, пророчащего неприменные удачу и счастье.
Впрочем, Димычу было не до запахов и настроений, упорно и методично мерил он долгими ногами проселочную дорогу.
Нить из серого клубка мыслей тянулась, в общем-то, простая о сорвавшемся празднике, что трактор он точно не найдет и зачем ему топать в Вахромеевку. Чудес не… Вот на этом «не» поток серых мыслей вдруг развернулся и рванул в противоположную сторону.

От деревни по дороге, сквозь ветер навстречу Димычу почти бежала стремительная женская фигурка. Он остановился, вглядываясь и не веря. И женщина остановилась, невысокая, хрупкая, в чем-то длинном и летящем…Сердце неожиданно ухнуло горячо и забилось, Димыч даже не понял сразу отчего, женщин он не видал что ли? Но эта, неуловимо или очень знакомая, до боли, до знобящей стылой тоски, до крика знакомая. …И он тоже побежал ей навстречу, боясь только одного, что она сейчас исчезнет и опять не понимал своих чувств, но сердце глупое сердце вдруг стало огромным, как воздушный шар и этот шар неудержимо тянул его вперед. Она не исчезла, но шагнула в сторону, давая пройти. А он упорно силился разглядеть её лицо. Женщина отскочила с обочины в сугроб и вскинула руки.
– Пожалуйста, пожалуйста…– начала.
– Лялька?! – ахнул он и повторил уже уверенно – Лялька!
– Дима-а-а-а. – отозвалась Ольга и опустилась в снег.

Но его руки тотчас же выдернули её, притянули, она носом ткнулась в куртку, втянула странный такой незнакомый пока запах солярки, холода, хвои, мужского тела.
– Лялька, Лялька. – Димыч осторожно провел по выбившимся из-под шапочки волосам, по спине. – Вот как? Как? Лялька-а-а-а.
И вдруг добавил торжествующее:
– Ай да дед!
– Какой дед? – отстранилась она.
– Мороз, – улыбнулся он блаженно.
Ольга шагнула назад и, аккуратно выговаривая каждое слово, спросила:
– Дима-а-а-а, а у тебя все в порядке?
– Лялька! – вдруг выкрикнул он и ухнул куда-то вниз, руки его резко легли на её коленки – Ты же в капрошках.
– В лайкре, – машинально поправила она.
– Да какая разница! Они ж не греют! У меня машина на трассе, идем – решительно ухватил за руку.
И Ольга зацокала каблучками, еще не понимая что делает, зачем, куда идет.
– И сапоги, небось, на рыбьем меху? – бросил он через плечо.
– Ну почему же! – стараясь не отстать, откликнулась она. – Они итальянские, натуральная кожа и овчина.
– Ага, Италия в Сибири - в самый раз. Стой! Держи!
На руки Ольге полетела куртка, а через минуту и свитер.
– Свитер на ноги одень, одень-одень, ну ноги в рукава, тут километра два еще топать.
Ольга послушно взяла свитер.
– Не снимай сапог, так натягивай, там рукава растянуты.
Запрыгала неловко на одной ноге.
– К знаку иди, прижмись к спиной. И ногу сюда.
Присел на корточки, ловко подхватил её ножку.
– Вторую. – и неожиданно прижался щекой к коленке.
Она замерла, боясь пошевелиться. Но Димыч тут же поднялся, натягивая свитер
– Ну вот, – щелкнул он застежкой, расстегивая пояс платья, сейчас подвяжу, и будешь, как в теплице. Мне его соседка вязала, шерстяной, сам из него не вылажу.

– Ты не изменился, Дим, – вздохнула она тихо.
Но он вздрогнул от этого шепота, как от удара.
– Ну, не мог я тогда откосить! – отрубил резко. – Не мог и не хотел!
– Дима! Я же не об этом.
– А я об этом, пошли к машине.
– Я замужем, Дим.
– И что замерзать на дороге будешь? Или назад пойдем, – мотнул он подбородком в сторону Вахромеевки.
– Не хочу! – ответила и Ольга и заплакала.
– Не реви, Лялька! – Димыч вытер щеки горячей ладонью – Мороз, махом лицо заветреет. Давай, в машине поревем?
– Давай, – всхлипнула Ольга.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

– Какой нелепый спор, – Аглая Федоровна смерила сына особенным взглядом, обычно достаточным, чтоб Вадим целиком и полностью встал на сторону матери. – Мариночка, я не солгала ни единым словом. И вынуждена извиниться за невестку. Портить людям праздник из-за куклы?
– Это не кукла, это ангел, – Маришка постучала пальцем по бокалу.
Аглая поморщилась.
Мишка набросил на плечи куртку:
– Долго твоя жинка остывает, гляну, пойду.
Вадим удержал:
– Не надо, Оле необходимо успокоится, мама всего лишь обозначила проблему, кстати, совершенно верно. Реакция, Ольги…
Он запнулся на полуслове и воздел руки к небу:
– Нет, ну вот из-за чего? Упреки, оскорбления. Я это заслужил?
– Ничем! – поспешила вставить мать, прежде чем до Мишки дошел смысл вопроса – Мы выносили её столько лет. Мы ни разу не упрекнули её в бесплодии. Мы искали врачей, мы, в конце концов, оплачивали все дорогостоящие лечения.
- Оплачивала Ольга сама - поправил сын и торопливо добавил: - Но это не дает ей повода вот так поступать! Да она обычно никогда, она понимала, что мы добра хотим. Она терпела.
Вадим взволновано заходил по комнате, изредка бросая взгляд в зеркало.
– Ключевое слово здесь «терпела», – фыркнула Маринка – Пойду курицу принесу.
Мишка молча вышел следом за женой.

– Идиоты! – Маринка грохотнула противнем об стол, – Идиоты, Миша, твои друзья – идиоты. Я бы с ними полчаса не вынесла. Они что не понимают…Ей и так хреново! Да если б у нас детей не было, я б сама в петлю уже залезла. Еще эти, эти блягородоные. «Ах, Оленьке не о чем переживать, ах, мы её не упрекаем». Да свекрова за полчаса мне все подноготную выдала, вплоть до диагноза, и как сынок мучается. И при Ольге, понимаешь. Я и так и эдак, чтоб заткнулась, дура старая, а она долдонит и долдонит, долдонит и долдонит, ах, Вадим так мучается, ах, Вадим творческая личность, ах Вадим, Вадим…
– Ну, ему тоже без детей не сахар. Дай сам, разделаю, обожжешься
– Сначала блюдо достань, повесил шкафчики. Жираф, а я прыгай.
– Синее или с цветочками? – Мишка распахнул дверцы
– Любое! А ангел ей чем помешал? Китч, какой китч… Сама она – китч.
– Ну, тоже из-за куклы так психовать.
– Миша, – Маринка уселась на табурет и шустро застучала ножом по разделочной доске, зеленые колечки лука, как новогодний салют, разлетались по кухне, – во-первых не кукла, а ангел, во-вторых, она на него ребенка загадала, в-третьих, помнишь мама твоя год лежала? И мы за ней ходили? А теперь представь, что мы ходили и каждую минуту долбили бы маме, что мы – благородные и терпим её, а она…Короче, так нельзя. В-четвертых, мельче куру режь, ночь длинная.
– Оттого что я её на терке постругаю, ее больше не станет. А куда она ангела выкинула?
– В ведро, да я достала. Все? Дай сама уложу. А ты иди, успокой, что ли… Но без пристрастия. И полушалку возьми, она вроде без шапки выскочила! И вот что, ты скажи, у нас до Данилки пять лет ребятишек не было. Ничего выжили! Скажи, что свозим к каменной бабушке и все наладится.
Маринка запнулась и глянула на мужа чуть исподлобья.
– Ну?– поторопил он
– Миш, – жалобно пропела Маринка. – Я от такого, как этот Вадим, тоже родить не смогла бы. Какой-то он не настоящий.
Мишка покачал головой
– Это их дело. А! Ты ангела дай!
Маришка повернулась к окну, но ангела там уже не было.
– Испарился что ли?
– Улетел, ладно, потом найдете.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

Две Ольги смотрели на Димку, смущенно и виновато, одна совсем юная в форменном платьице, и другая взрослая и усталая, с зареванными глазами, и резко обозначившимися морщинками у губ. Две Ольги и между ними целая жизнь.

– Да ничего, Лялька, выжил же, Алексеич меня тогда на вокзале подобрал, сижу я такой солдатик, в одной шинельке, а дубак страшенный, я в этих кирзачах, холодно, и куда идти не знаю…Хорошо, Алексеич там рядом торговал, позвал, а потом само собой все завертелось. Вот – Димыч хлопнул руками по рулю – Заработал, дом есть, поставил, у деда моего избушка была на курьих ножках.
Она поежилась, словно декабрьский холод пробрался в жаркую кабину, и поджала коленки к подбородку.
– А в Чулковск так и не ездил?
– А что мне там без тебя? Мамы уже не было. Друг был из Сибири, армейский, думал к нему. Смеяться будешь, станции перепутал. Тебе не холодно там?
Димка обернулся на лежак.
– Нет.
– Если что, там, в ногах, еще покрывало есть. Сейчас до дома доберемся.
– Меня искать будут,
– Я позвоню, телефон дашь.
– Почему ты?
– Что б хода назад не было, – рассмеялся Димыч, – Ты ж сказала, не хочу к мужу. Уж разом, и мне проще. Поспи, до Малютина еще часа полтора ходу.
Ольга приподнялась на локте:
– Сказала, просто терпение кончилось. А к тебе можно?
– Здрассте, а мы куда едем?
– Нет, к тебе сесть рядом, не буду мешать?
– Прыгай, если не спится. Погодь, тормозну, а то ударишься еще.

– Лучше ты ко мне прыгай – как-то хрипло вырвалось.
– В смысле? – Димыч опешил.
Все время, пока вел её к машине, пока рулил, и пока пытался поверить, что вот она его Лялька, его живая, упрямая Лялька снова рядом. Все время чувствовал ее, всем телом и каждой клеткой. Но вот так легко? Кто она и кто он, тогда, да, тогда в Чулковске, когда стояли вровень, глаза в глаза, все могло быть. А теперь…что ей москвичке сибирский мужик?

– Без смысла просто, – она сбилась и замолчала, ожидая, что сейчас он рассмеется, спохватилась мол, а где ты десять лет назад была. Москву покоряла? И как покорила? И каково оно, счастье московское? Ему ведь было в чем её упрекнуть. Такие, как Димка, предательств не прощают. Но он не спросил.
Притянул к себе, жадно нашёл податливые губы, еще солоноватые от слез.
– Лялька-а-а-а. – только и сказал.

В полумраке кабины, свивались в кольцо два тела, две судьбы, две души. Плавилась холодная ночь, ласкали руки, шептали губы что-то невнятное и неважное, принимал жесткий лежак драгоценную двойную ношу, и молчал все понимающий тягач, а снег все лип к лобовому стеклу… И уже неважно, что там было до и что будет после. Только эти минуты, только эти губы и только эти глаза. Без мыслей, без слов, без оправданий…
И после еще лежали молча. Боясь хоть словом, хоть звуком нарушить блаженную тишь.

– Ты о чем думаешь? – смешной женский вопрос, если б женщины, задавая его, желали получить правдивый ответ, его бы... не задавали. Вопрос, предполагающий один ответ – «О тебе»
Но Димка усмехнулся:
– Что Дед Мороз существует.
И по тому, как накалилась блаженная, секунду назад, тишина, понял: нужны объяснения.
– Я дедка в костюме Деда Мороза сегодня спасал, ремень ГРМ полетел, менял, он про желание спросил, что хочу. Я и брякнул, хочу хотя бы одну ночь провести с девушкой, которая от меня сбежала в восемнадцать лет. Думал самое несбыточное…
– А твой Дед Мороз шишками не торговал?
– Шишками мой Алексеич торгует. Да ты спроси, кто у нас ими не торгует. У нас ведь, Лялька, край кедровый. Вот осенью свожу тебя в бор в Большом Березовом. Кедры - до неба, стволы гладкие, лапищи…
Он раскинул руки, показывая размер лап. И…
– Черт, одну ночь! Лялька, я попросил у него одну ночь! Тупица, жизнь, жизнь с тобой надо было просить.
– Пустая это жизнь была бы…потому что я – пустая. Нет у меня детей, и не будет. – Ольга вздохнула. – Я тоже сегодня Деда Мороза встретила, смешного такого, шишками торговал у вокзала. Знаешь, я ребенка попросила. А он мне ангела подарил, велел беречь. А я вот не уберегла. Ангела в клетчатой рубашке.
– В клетчатой? У вокзала? Погоди! – Димыч, как был нагишом, перебрался вперед и что-то зашарил в бардачке – Такой?
И вложил в руку Ольге смешного ангела из синей в желтую клетку фланели.
– Это мой? – удивилась она
– Это мой! Дочка делает. Вот рубаху мою изрезала, удобная такая рубашка. И вся на двух ангелов ушла.
– Дочка – эхом отозвалась Ольга, – а жена в родах умерла.
– Да она и не была женой. Так. Случилось. На трассе подобрал, месяц с ней куролесили, ну а потом уже перед родами нашла. И не умерла, живаживехонька, только зачем ей ребенок. Это уже Алексеич придумал легенду, хотя Лялька все равно в неё не верит и ждет.
– Лялька?
– Я дочку Ольгой назвал, ну чтоб как тебя Лялькой звать.
– Меня давно так уже не зовут.
– Теперь будут. Домой-то едем?
– Едем, – шепнула Ольга – Домой.

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

Лялька в который раз поправила скатерть. Пересчитала тарелки и стаканы, подумала, принесла свечки.
– Деда, а торт может сразу поставить?
– Ставь, – махнул он рукой.
– А ты иди, свои бутылки из снега доставай, и мой сок, – скомандовала внучка.
– Нагреются – но все же на улицу вышел. И тут же заковылял назад, на горе ясно и четко мигнули огоньки едущей фуры.
– Ну, слава тебе, Господи, нашлась потеря, – проворчал старик и стукнул в окно.
– Иди встречай, батя едет! – крикнул выскочившей внучке.
Лялька кинулась к воротам, потянула тяжелый засов.
– Иди, иди сам открою.
Двустворчатые тесовые ворота распахнулись, пропуская огромную машину.
– Папка! – взвизгнула Лялька и заплясала нетерпеливо.
Димка спрыгнул во двор
– Чего так долго? – проворчал старик.
– Гостью принимайте, – Димыч протянул руки бережно принимая Ольгу. – Знакомьтесь что ли…
– Мама! Мама! – вдруг отчаянно-радостно, ликующе закричала Лялька – Я знала! Знала!
Ольга едва успела подхватить тугое теплое тельце на руки.
– Доча, доча, – затеребил Димыч ребенка. – Ты, как бы, доча…это не мама…Ну то есть..
– Неправда! Неправда! Я же видела, видела.
– Что ты видела, маленькая, – Димка осторожно забрал Ляльку.
– Фотка в машине у тебя, я же знала, что это мама, знала, всегда, она просто уезжала и вернулась, да? Ты же вернулась?
– Вернулась…– согласилась Ольга, – я вернулась.
Алексеич как можно тише прикрыл ворота и издали перекрестил всех троих.
А в окно смотрели нарисованными глазами тихие ангелы… Смотрели и улыбались…

ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ ℵ

И тишина была. Странная, наполненная незнакомыми звуками, но тишина.

И была сама Вахромеевка – горсть огней у горбатых Саянских гор.

к списку историй

Автор: Табакера

Я видел Санту

Санта?.. Я его видел.

Я видел, как задолго до Нового Года он слонялся по грязному снегу узких улочек нашего города. По-стариковски подволакивал ноги в каких-то диковатых меховых валенках, намекающих на дальнюю культуру забытых северных народов, в заношенном болоньевом, похоже, когда-то красно-золотистом балахоне, совсем неподходящем под звание зимней одежки, в замятой потертой меховой шапке, цвет которой и вовсе не просматривался.

Испуганно таращился на прохожих. Казалось, что и сам толком не понимал, откуда появился в нашем маленьком средневековом городке, отторгающем его необычность. Казалось, он ожидал другой встречи от горожан. "Дедушка, – спрашивала его какая-то малышка в белоснежной шубке, – Ты заблудился? Почему ты так плохо одет? Простудишься!» «Доча, идем, это просто бомж», – тянула её за руку мать, и, удаляясь, ворчала: «Дожили, вот и бомжи в городе появились»

Санта только нахмурил густые, отбеленные, как покрытые изморозью, брови и пошел дальше, немного ссутулившись, как будто извинялся за свое присутствие.

Мне казалось, что Санта просто тихо обозначал свое присутствие в моем печальном городе, исполняя только ему известные ритуальные действа. Я часто видел его со своего балкона-террасы, нависающего над центральной площадью городка. Балкон был для меня курилкой, личной кофейней, да ещё и тренажерной площадкой. Разминаясь, я видел одинокую измятую фигуру, с какого бы угла площади она не появлялась.

Однажды поздно вечером, отужинав в ближайшей забегаловке «Пьяный лимон», я стал свидетелем того, как местный швейцар на пинках гнал, как мне показалось, подвыпившего Санту из своего мерзкого заведения с сомнительной репутацией. А когда с криком: "Ноги чтоб твоей, старый мудило..." – холуй попытался еще и врезать деду декоративной своей дубинкой, я крикнул, что сейчас кто-то эту дубинку ощутит у себя не на поясе. Подействовало. Здоровяк-швейцар знал меня как еще не так давно известного в городе боксёра, поэтому не рискнул испытывать судьбу, меряясь со мной кулаками, и оставил Санту в покое. И старик, непривычно для себя вяло подпрыгивая, скрылся за углом.

Местный юродивый Клёпа, живописный недоумок, всегда окружённый стайкой доброжелательных шавок, зимой и летом босой, который жил в одной из многочисленных хибарок на краю города, за ежедневную чашку кофе поделился со мной сведениями, что Санта снимает крохотный флигелёк по соседству с его, Клёпиным, домишкой. И тащит туда всякое хламье и ветошь. А на наивный вопрос: "Зачем все это тебе?» – со смущенной улыбкой путано бормочет что-то об извечной необходимости каждого получать хотя бы изредка хотя бы какие-то подарки. О том, что не всё является именно таким, каким мы его видим на первых порах. И что собственно кому, как не ему – Санте, следует вовремя позаботиться о подарках для тех, кто по-настоящему стремится их получить. Так рассуждая, старикашка которую неделю потихоньку копит хлам, – "заготовки для подарочков".

От этой истории я еще больше проникся симпатией к странному пришельцу. Даже слухи о том, что чумазый старик, неизвестно каким образом проникая в «Пьяный лимон», неизвестно на какие шиши напивается и цепляется к девицам легкого поведения, ищущим себе там клиентов, вовсе не возмутили меня. Это всё могло быть непонятными простецам атрибутами его бытия... Назовем это хоть чудачеством, хотя аномалиями, да хоть инаковостью. А хоть и выбросами мистической внепространственной флюктуации, о как заверну…

За короткое время зловредные слухи сделали свое дело: сознательные граждане потребовали от власть имущих, чтобы те освободили их от сомнительного общества Санты. "Еще бы, какой-то чокнутый бомж приволокся неизвестно откуда и позволяет себе всевозможные непристойности в городе устоявшихся традиций и добропорядочных жителей!"

Муниципальная полиция долго не тянула. Санту задержали где-то в районе красных фонарей, чтобы депортировать его на местный сто первый километр. Вывезли «воронком» далеко в зимнюю степь, да и отпустили на все четыре стороны.

– Гуляй себе, дед, сколько душа пожелает. И радуйся, что...

И не договорили ещё стражи порядка заготовленной фразы о неотбитых, в знак уважения к сединам, потрохах, как ниоткуда явились резные деревянные сани невиданной красоты, запряженные двумя громадными белыми медведями, мех которых искрился, как бенгальские огни. Санта удобно устроился, запахнув бархатную полость, и они полетели, не касаясь полозьями пушистого снега. Он даже не оглянулся на беспомощно застывших и, видимо, потому забавных городских стражников.

Вскоре, в канун новогодних праздников, мэр и подмэрки зажигали на многолюдной площади центральную елку. А она неожиданно вспыхнула в прямом смысле этого слова. И рассыпалась в пепел за считанные секунды, вызвав шок у растерянной толпы. Предпраздничного подъема как не бывало, гулянье не удалось, и даже натужное веселье поддатого Деда Мороза ситуацию не спасло. Однако еще больше оцепенение охватило горожан, когда на следующий день, в течение ночи поставленная и наряженная новая елка так же сгорела дотла без всякой видимой на то причины.

Самое обидное, что все зеленые лесные деревца, как и их пластиковые сестры, уже стоящие нарядными в квартирках, офисах или во дворах коттеджей горожан, также самоиспепелились накануне Нового Года. И на следующий день никому не удалось восстановить свою елку. Она каждый раз вспыхивала живым пламенем, и сгорала, даже не оплавив ничего вокруг себя.

...Каким-то чудом моя елка, поставленная на балконе-террасе, уцелела. И сверкала веселыми святочными искорками огней – единственная не только на площади, но и, возможно, в целом городе. Поэтому стала настоящей драгоценностью городка. Толпы горожан собирались на площади порадоваться даже ночью. Я волновался, что ёлочку стащат, даже и не за само деревце, а больше за стакан молока, тарелку печенья и бутылку «Финляндия-Клюква», оставленных под ёлочкой. Но никакой злоумышленник так и не решился взобраться на мой второй этаж. Поэтому ёлка простояла весь период новогодних и рождественских праздников. Я каждое утро поглядывал под ёлочку, в надежде не увидеть угощение, но нет... Молоко замёрзло, печенье заиндевело. Водка, правда, чувствовала себя прекрасно. Подарков тоже никто не подложил, но я и так чувствовал себя ода́ренным. Старик сделал для меня исключение!

Так праздновали этот раз. Как оно сложится на следующий год?.. Да какая разница. Неважно. Я буду ждать Санту.

к списку историй

Рассказчик: Сергей Багров

Свои

В нашей деревне десять домов. Зимой живут только в трёх. Да мы еще приезжаем, правда, на несколько дней – в выходные или на праздник.

Сегодня 31 декабря. Нас трое: папа, мама и я. Мне семь лет, учусь в первом классе. Папа и мама работают на заводе. Они, как и я, любят встречать Новый год в деревне. Встречаем его во дворе. Приносим еловую ветку. Обязательно с шишками. Втыкаем её в сугроб. Зажигаем толстые свечки. Их тоже - в сугроб. И ждём, когда на наши зажжённые свечки пожалуют гости.

В прошлом году к нам пожаловала лисица. Сидела в раскрытых воротах. Глаза выставила на нас и чего-то ждала. Папа в дом обернулся, принес оттуда куриных костей. Специально из города их привезли, хотели, было отдать собачке соседа. И вот решили – лисе.

Папа велел, чтобы я подошёл к рыжей гостье и угостил её с рук. Что я и сделал. Лиса от меня даже и не попятилась. Совсем меня, видно, не испугалась. Я протянул ей пакет. О, как обрадовалась она! Взяла его в зубы, и вдруг, это было так презабавно, вдруг улыбнулась своими тоненькими губами и поклонилась низко-пренизко, как если бы был я её господин. И сразу пошла с угощением в поле. Медленно шла, даже как-то степенно, заметая следы шикарным хвостом. На краю поля – лес. Папа сказал, что там, у лисицы нора, а в норе махонькие лисята. Вот и пошла она к ним, чтобы обрадовать их гостинцем.

В том году это было.

А нынче, пока мама печку топила, мы с папой пошли искать ёлку. Не простую - с тяжёлыми шишками. Эту ёлку мы с папой видели летом, когда ходили в лес по грибы. И вот идём сейчас к ней. Оба в валенках. И без лыж. Лыжи стояли у нас на крыльце. Но кто-то их взял, видимо, покататься. Из-за этого мы и топаем с папой по целому снегу.

Выбрались за деревню. Там небольшой белый луг. Прошли и его. Оказались среди кустов, а потом и среди деревьев. В стороне от дороги увидели нашу ёлку. Какая красивая! Вся, снизу доверху в шишках. Вот бы таким ребятам, как я, водить здесь весёлые хороводы! И плясать бы тут можно. И прыгать. И даже песни орать на весь лес!

Остановились. Ну и долга́! Я уронил даже шапку, пока смотрел на её макушку. Ветки были широкие. От тяжести шишек сильно прогнулись. Одну из веток папа сломал. Чтоб домой.

Неожиданно я отшатнулся. В шапку мою угодила еловая шишка.

- Белка! – воскликнул папа.

Белка была не одна. Шагах в десяти от себя я приметил пенек с шевелившимися ушами. И не один – целых два. Даже три. Третий был, правда, маленький. Все три пенька сидели под ёлкой, и, кажется, крупно дрожали.

Папа хлопнул ладонями. И пеньки тотчас же в зайчиков превратились. Убрались куда-то к стволу, где от теснившихся в несколько этажей хвойных лап было сумеречно и глухо, как в коридоре, в котором кто-то выключил свет.

Папа тихо сказал:

- Маленькая семейка. У них тут, видать, хоромы. Прячутся здесь не только от ветра, но, пожалуй, и от волков. Пойдём-ко домой. Не будем их беспокоить…

И тут я увидел большую собаку. И не одну. Стал считать. До восьми досчитал. Собаки шли от темневших ёлочек и осинок. Шли к нашей ёлке. Одна за другой. Гуськом. Папа вдруг достал из кармана нож - и к березе. Нарезал бересты и тут же ее – по карманам.

- Будем готовиться к обороне, - негромко сказал.
Удивился я:
- От кого?
Папа шепнул:
- От волков. Выследили зайчишек. Вот и пришли сюда, чтобы поужинать перед лёжкой.
Я испуганно встрепенулся:
- А нас? Нас они не заденут?
Папа сказал:
- До этого не допустим.

Пошарив в кармане рукой, папа достал спичечный коробок. Достал и берестовые полоски. Одну из них насадил на еловую палку и запалил. Та моментально заполыхала.

- Уходим, - взяв ветку с шишками, папа крупно шагнул к дороге. Туда же – и я.

Десяти шагов не прошли, как услышали буханье лап. Из-под ёлки, сквозь кустики пролетели, метнувшись на свет, три испуганных беляка. Казалось, сейчас припустят они куда-нибудь вдоль дороги, дабы уйти от голодных волков. Но зайчики сразу и прыть свою потеряли, как только сравнялись с нами, и перешли с прыжков на шаги.

Мы с папой то и дело оглядывались назад. Отстали ли волки? Нет. Шли по дороге и шли, держась от нас шагах в двадцати. Не знаю, что бы они с нами сделали, если бы были мы без огня? Может быть, даже и ничего, но зайчиков непременно бы потрепали, оставив от них разве белые шкурки.

Волки нас проводили до самого дома. Остановились почти у самых ворот, в которые вместе с нами вошли и сбежавшие из-под ёлки её постояльцы.

Здесь, во дворе, мы воткнули в сугроб ветку с шишками. Мама моя принесла из дома десяток свечей. Зажигал свечи я. Зажигал и ставил в сугроб, окружая ветку с шишками маленькими огнями.

Уже темнело. Снег повсюду казался не белым, а густо-серым, переливавшим то там, то тут угрожающей синевой. Было уже без пяти двенадцать. Мама снова сходила домой. Возвратилась с корзиной. Мне подала из корзины бутылочку кока-колы, папе – шампанское и бокалы. И напоследок достала кочан капусты. Для наших гостей.

Зайчики тут же к капусте и подскочили. Нисколько нас не боялись и не стеснялись. Лишь на волков, стороживших их за воротами, покашивали глазами, ну, ни капли их уже не страшась, потому что знали: они находятся под защитой. Под нашей защитой.

Посмотрев с каким удовольствием, уминают они капусту, я обратил внимание на усы. Право, они подпрыгивали у них – то ли от бодрого настроения, то ли от смелости, а может, даже и от любви. Любви ко мне и к моим маме с папой, кого они совершенно не знали, но ощущали в эту минуту себя, как свои у своих.

к списку историй

Рассказчик: Марина Коновалова

Ёлочка

Рождественские огни, блестящие гирлянды и украшенные яркими игрушками ёлки освещали вечерний город, даря его жителям волшебное настроение и предвкушение чуда. Беззаботные и веселые дети не сидели в этот вечер дома с родителями. Они играли в снежки, весело хохотали и смело скатывались с высокой горки на санках.

– Поберегись, детвора! – крикнул Пашка, скатываясь на ногах по ледяной горке. Ребятишки охали и ахали, смотря на озорника. Мальчик докатился на ногах до самого конца горки и ни разу не упал.

К нему подбежали восторженные дети:

– Я ведь тоже так смогу, Пашка? Ты говорил, что я смогу! – восхищенно воскликнула девочка лет шести.

– Сможешь, Дашка. Но не сейчас: ты еще маленькая. Вот будет тебе лет десять, как мне, тогда все сможешь! – брат улыбнулся маленькой сестре и ободряюще похлопал ее по плечу.

Дети пробовали повторить трюк Пашки, но ничего у них не выходило: они залезали на горку, скатывались с нее на ногах, но не могли держать равновесие и падали, затем снова вставали и бежали на горку и скатывались с нее, пытаясь уверенно держаться на ногах, как это делал Пашка, чтобы не упасть. Они устроили соревнование: кто дальше прокатится с горки и не упадет. Пашка следил за ними и комментировал каждого участника соревнования: он хвалил тех детей, чей прокат показался ему более удачным, и давал советы тем, у кого "еще все впереди".

Пашке нравилась сегодняшняя вечерняя прогулка. Мальчик был доволен тем, что родители разрешили им с Дашкой гулять темным вечером. Кстати, где она? Пашка посмотрел на детей, выискивая взглядом сестру. Но Дашку мальчик не увидел. Пашка испугался: а где Дашка?

Он осмотрелся: на горке сестры не было и у дома тоже. Мальчик стукнул себя по лбу. Какой же он дурачок! Еще старший брат называется. Где же ему теперь искать Дашку? А вдруг с ней что-то случилось?

Так и не объяснив надоедливой ребятне, почему он должен прервать их соревнование, Пашка помчался искать сестру по всему двору: сначала он добежал до любимого места Дашки – фиолетовых качелей – она часто на них качалась, когда гуляла во дворе, но сейчас ее там не было. Пашка, не останавливаясь, помчался к снежной крепости, где они с сестрой этим днем играли в снежки против ребят, но и там не было Дашки. Он заглядывал за каждую машину, надеясь, что девочка, как всегда, играет с ним в прятки и, возможно, спряталась от него за машиной. Но сестры нигде не было. Дети бегали за Пашкой по пятам и спрашивали у него, что приключилось. Их интересовало, чем он встревожен и что ищет. Они вовсе, казалось, не замечали отсутствия Дашки. Мальчик не отвечал ребятам на вопросы и никому не сказал, что Дашка потерялась: не может же он сказать им, что не уследил за сестрой. Он все-таки старше их всех, значит, должен подавать им пример.

«Нет», – решил Пашка. Сам кашу заварил – сам и будет расхлебывать. И нечего кого-то впутывать в эту историю.

Растерявшийся брат вновь ринулся на поиски сестры, чуть ли не сбив с ног идущего домой соседа Николая Ивановича.

– Извините, Николай Иванович... – смущенно буркнул он и побежал далее, но сосед остановил мальчика за локоть.

– Куда же так спешишь, Павел? Не Дарью ли случайно ищешь? – деловитым тоном спросил он.

– Вы знаете, где Дашка? Скажите мне! – воскликнул Пашка. – Мы просто... в прятки играем, – неуверенно добавил мальчик.

Николай Иванович осмотрел Пашку подозрительным взглядом с ног до головы, после чего ответил:

– Я видел Дарью в парке у Снежного переулка. Это пятый дом по той стороне, – Николай Иванович махнул рукой вдаль и нахмурился:

– Странные у вас игры, дети. Я бы, на месте ваших родителей, не отпускал вас гулять вечером, – он неодобрительно покачал головой.

– Спасибо, Николай Иванович. С Рождеством вас! – воскликнул Пашка, не дав договорить соседу, и побежал в указанное Николаем Ивановичем место.

Снежный переулок был тих и нелюдим. Пашка поежился.

Мальчик осмотрелся: неподалеку от небольшого деревянного дома он увидел двух детей, которые сидели в большом снежном сугробе. Пашка подошел поближе в надежде, что там и окажется его сестра.

Мальчик и девочка тем временем активно вытаскивали из коричневой коробки разные новогодние игрушки и украшали ими маленькую пышную елку, стоящую на большом деревянном ящике. Дети брали из коробки по одной игрушке: это были шарики самых различных оттенков и размеров, игрушки, сделанные из цветной бумаги, и шоколадные фигурки – зайцы, снеговики и снегурочки. Пашка сразу же узнал Дашку и ее лучшего друга из детского сада Петьку. Он уже хотел было накричать на сестру, что она убежала, а он еле-еле ее отыскал, но девочка, увидев Пашку, подбежала к нему и крепко обняла его.

– Вот и Пашка пришел! Я знала, что ты будешь меня искать. Пашка, а, Пашка? Помоги украсить нам елочку, – девочка протянула брату две гирлянды золотистого цвета.

Пашка застыл на месте как вкопанный:

– Какую елочку, Дашка?! Ты с ума сошла? Пошли быстрее домой, нас родители, наверное, ищут! А ты убежала и даже не предупредила меня. Я же обыскался тебя! – он взял сестру за руку, намереваясь увести ее домой.

Девочка рывком высвободила руку и посмотрела на брата таким взглядом, как будто он не может понять элементарного:

– Неужели ты ничего не понимаешь? Елочка одна. Ей грустно и одиноко стоять здесь. Когда мы с Петькой увидели ее, она была совсем ненарядной и лежала, словно выброшенная, за теми кустами, – Дашка неопределенно махнула рукой в сторону.

– Петька вынес из дома игрушки и гирлянды, и мы стали наряжать елочку. Мы хотим, чтобы она была нарядная, как те елки, которые стоят у нас в домах. Сейчас мы должны принести ее домой, ведь Рождество – ее праздник! Нет Рождества без елки. Елочка не должна грустить и мерзнуть здесь одна. И мы с тобой заберем ее к себе, – топнув ножкой, заявила она.

Пашка улыбнулся: ситуация показалась ему довольно странной, но в то же время забавной.

– У нас уже есть елка, Дашка. Эту елку мы не сможем забрать к себе домой. Вы нарядили ее вы – молодцы, а сейчас пойдем домой. Нас родители ждут, – стараясь говорить как можно спокойнее, сказал мальчик.

– Какой же ты злой, Пашка! Неужели ты хочешь, чтобы она здесь замерзла? – девочка негодовала, разведя руки в стороны. Брат посмотрел на взъерошенную сестру, грустного Петьку и на наряженную елку. Мальчик заметил, что елка была не такой, какая стояла у них с Дашкой в комнате. У них была искусственная елка, а эта елка была живой: с настоящими ветвями, еловыми иголками и лесным запахом. Пашке вдруг стало жалко елку. Мальчик вновь посмотрел на нее оценивающим взглядом: елка показалась ему совсем небольшой. Он прикинул, что сможет донести ее до дома.

– Ладно, Дашка. Возьмем мы елку с собой, только пошли уже домой, – махнул рукой Пашка. Девочка весело захлопала в ладоши и хитро улыбнулась другу Петьке.

Нести елку, как оказалось, не пришлось. Дети заранее спланировали, как и на чем доставят ее домой. Петька вынес из дома свои санки и помог Пашке удобно расположить на них елку. Дашка следила за тем, чтобы ни одна игрушка не разбилась и не выпала, пока ее брат катил елку на санках. Петька пожелал ребятам счастливого Рождества и, попрощавшись с ними, убежал домой.
Через пятнадцать минут дети добрались до дома. Пашка тихо постучал в дверь и смирно встал, с биением сердца ожидая неприятностей от мамы. Дашка стояла рядом с братом и разглядывала нарядную, покрытую снежинками елку, которая лежала на санках.

Дверь открыла мама. Не говоря ни слова, она пропустила детей домой.

– Сейчас нам попадет, – шепнул мальчик сестре, затаскивая санки с елкой в прихожую и закрывая дверь.

Мама поставила руки в боки, выражение ее лица приобрело недовольный вид:

– Где вы пропадали, молодые люди? Уже восемь часов вечера. Я, кажется, сказала, чтобы вы пришли домой к семи часам, – с этими словами она серьезно посмотрела на сына.

– Мы заигрались на улице, мам. Извини, – Пашка опустил голову.

– А зачем вы принесли домой эту елку? Откуда вы ее взяли? – удивленно спросила женщина, рассматривая наряженную елку.

– Мы с Петькой нашли эту елочку на улице. Она лежала одна за страшными кустами. Нам стало жалко ее: мы нарядили елочку, и я решила взять ее к нам. Я хочу, чтобы эта елочка встретила Рождество вместе с нами, мама, – смело ответила Дашка.

На лице мамы мелькнула улыбка:

– Мойте руки и садитесь, скорее, за стол. Будем Рождество встречать, – ответила мама.

Комната сияла золотисто-красными огоньками фонариков, украшающих ма-ленькую елку, которая стояла посредине комнаты. Брат и сестра сидели за столом, покрытым красивой праздничной скатертью, и разглядывали яркие фонарики, висящие на елке. На столе находились различные блюда: салаты, горячее, закуски, фрукты и сладости. Напротив детей сидели их родители. Семья готовилась к встрече Рождества.

к списку историй

Рассказчик: Ирина Гончарова

Мечта, которая должна сбыться

То, что дядя Саша, мамин двоюродный брат, живёт в Москве и работает на телевидении, я знала с малых лет. Мама мне всегда это гордо повторяла. Но почему-то общаться с дядей не хотела. Таким образом, я видела его последний раз в жизни, когда мне было 6 лет, то есть 11 лет назад. Я знала от мамы, что у него была тяжёлая судьба. Он в раннем возрасте остался сиротой, и его отдали в детский дом. Потом он вырос, поехал в Москву, выучился и вот, пожалуйста – на телевидении.

А мне, честно сказать, хотелось повыбражать, сказать всем одноклассникам, которые были со мной в контрах: «А вы знаете, что у меня дядя на телевидении работает!» Но, к сожалению, я не умела выделываться и никому ничего не говорила.

Под Новый год у меня созрел план. А почему бы не повидаться с дядей? Хлоп – как снег на голову свалиться: «Здрасте, дядя Саша! Я племянница ваша!» А что, в Москве я никогда не была. Живу в Твери, до Москвы, по-хорошему, рукой подать, надо только на электричку сесть. Но всё ж недосуг было. А тут прям рвётся душа к дяде и всё. Возможно, дело было в разводе. Родители разошлись по документам, но не разъехались по отдельным квартирам. Делили имущество и детей, то есть нас с братом. Жили пока вместе и доставали друг друга каждый день. Жалко было брата, ему только десять лет. Никуда этого хомячка не деть от разборок. Он такой славный, такой пухлый! Эх, братик, что поделать, досталась нам такая доля. Но в Москву на новый год я решила окончательно. Родителям сейчас всё равно не до меня, а брата, скорее всего, отвезут на каникулы к бабушке – подальше от скандалов и дележа.

Как дядя выглядит, я конечно за столько лет забыла. Но мы же современные люди! Загуглила я его фамилию и имя – и вот вам: кучафототелеоператоратакого-то. Вот и хорошо, хоть вспомню его. Надо сказать, он почти не изменился. Даже не облысел. Очень пышная шевелюра и выглядит неплохо. Значит, не пьёт. А то мама говорила, что он раньше грешил этим делом. Его адрес у мамы в записной книжке был. Только живёт ли он до сих пор там? Эх, была ни была! Если что, поеду прям на телевидение, там и спрошу.

– Мам, я в Москву на Новый год.

– С кем?

– Одна.

Мама подозрительно посмотрела.

– Точно одна?

– А с кем? – почти крикнула я в ответ - не люблю, когда мне не верят.

– А что ты там будешь делать?

– Я к дяде Саше.

– С чего вдруг?

– Ну так…родня же.

– Ладно, привет передавай.

Мама сунула в карман денег, хотя я не просила, сама экономила на всём почти год. Так на всякий случай. Всё-таки родители разошлись. Мало ли что…

Культурные люди, конечно, сначала звонят, а потом приезжают в гости. Но у меня не было его телефона. Только адрес. Ну не выгонит же ради праздника, в конце концов.

Вообще, я им восхищаюсь. Это ведь не каждый детдомовец вот так человеком становится, да ещё каким! Молодец дядя! Как он там? Вообще, конечно, мало кому интересно кто такие эти операторы. Мы привыкли любоваться тем, кто в кадре. А тот, кто за кадром, благодаря которому мы видим того, кто в кадре, нам не важен. Как будто камера сама по себе снимает. Несправедливо, конечно.

О подарке я почему-то совершенно не подумала. Мне показалось, что мой приезд сам по себе подарок. Разве нет? Увидеть через столько лет свою племянницу – чем не подарок? Тем более что подарок сам к тебе приехал. Дерзко, конечно, но ничего, в современных традициях.

И вот я стою перед его подъездом. Вроде всё чётко по адресу. Долго, правда, в метро петляла. Главное, что добралась. Сверяюсь с бумажкой в десятый раз – всё точно, а пальцы от чего-то трясутся, не могу набрать квартиру в домофоне.

– Девушка, вам зайти нужно? – слышу голос за спиной. Поворачиваюсь и замираю.

– Нужно,– выйдя из минутной комы, произнесла я.

– К кому?

– К вам!

И я начала хохотать, как дурочка. Ну, правда, смешно! Стою, трясусь, не могу нажать на кнопки, а тут родной дядя подходит и спрашивает, куда, мол, надо.

Он улыбнулся.

– Ну да, смешно. А вы кто?

– А я ваша племянница!

И тут мне почему-то стало ещё смешней! Нет, ребята, это просто нервное на фоне родительского развода. Я просто переживала очень долго и очень сильно. И вот сейчас так меня развезло.

– Племянница…– задумчиво проговорил он, видимо, вспоминая с какого боку я могла бы быть его племянницей.

– А-а, Галкина дочка! Только я забыл, как тебя зовут.

– Марина, – и я как культурный человек протянула руку.

– Очень приятно, Александр Михалыч! – он ответил на рукопожатие.– Ну что ж, давай пройдём в гости!

Мы поднялись на лифте на седьмой этаж. Я старалась не смеяться, это было уже совсем неприлично.

– Ну как вы поживаете? – спросил ещё в лифте дядя Саша.

– В принципе, нормально. Только родители развелись.

– Вот как? Да, печально, – сказал он и как-то погрустнел.

Мы вошли в его квартиру. Да, что ни говори, а у людей творческих профессий квартира тоже творческая. Везде по стенам какие-то фото, коллажи, вырезки из газет…Жуть как творческо!

– Я тоже…фотографирую, – ни к селу, ни к городу выпалила я. – Наверно, в тебя пошла!

– Ну да, нашу породу узнаю! – отозвался он, и мы рассмеялись.

– Я даже в школьном конкурсе фотографий победила однажды, а ещё один раз почти победила в городском конкурсе, ну мне пару голосов не хватило, я оказалась на втором месте.

– Здорово! А что же ты фотографируешь? – поинтересовался он.

Мы уже ели пельмени ручной работы.

– А всё! Но я больше всего люблю в жанре портрета работать.

– Неплохо, – сказал он, и я почувствовала, что это не вежливое любопытство. Мы говорим ну почти на равных.

– Ты мне покажи свои фотографии, – предложил он.

– Хорошо. Только я ничего не распечатываю, я их в соцсети выкладываю. У меня всегда много «лайков», – похвасталась я.

Он улыбнулся.

– Это хорошо. Это уже признание.

– Дядя Саша, ты прости, я тут как снег на голову, – мне вдруг стало как-то неловко от осознания своего дерзновенного поступка. – У тебя ведь, наверно, планы есть на Новый год…

– Да особых планов нет, – неопределённо сказал он. – Вот жду чуда… Наверно, оно уже настало.

– Где?

– Ты приехала.

– Так это разве чудо? Села на электричку и приехала. Какое тут чудо?

– Ну, иногда ноги, знаешь, не поднимаются в электричку сесть. Не хочется куда-то ехать…

Мы помолчали.

– У тебя наверно работа завтра? – спросила я.

– Да так… на пару-тройку часов. Хочешь, поедем вместе?

– На телевидение?

– Ну да.

– Конечно, хочу!

Он скромняга, мой дядя. Его, оказывается, пригласили для интервью на передачу рассказать о фильме, который он когда-то снял. Надо же, ничего не сказал: так, работа «на пару-тройку часов». Студия, в которой снимали передачу, оказала на меня просто завораживающий эффект. Хотя ничего там такого не было: голые стены, камеры везде, провода и софиты – как от них не слепнут, просто удивляешься. В общем, ничего особенного, но всё равно чувствуется, что ты как на грани двух миров: за кадром и в кадре. Тётенька известная у него интервью брала, да вы её тоже все знаете, каждый вечер по телевизору видите.

У дяди своя машина и он предложил покататься по праздничной Москве после интервью. Да, Сердце России, особенно в центре, на Новый год просто чарует взор – высокопарно, но в данном случае я других слов не нахожу. Чего тут только нет: и это всё блестит и огнями переливается! В общем, не город, а сплошной праздник.

Мы вернулись домой.

– С кем ты будешь встречать новый год? Прости за вопрос, – мне вдруг пришло в голову спросить.

– Нормальный вопрос. С тобой. Сначала я думал, что в одиночестве. А теперь рад, что буду не один.

– А твоя семья, дети?

– Я бы очень хотел, чтобы со мной была семья…дети. Но жена ушла от меня недавно и забрала двух наших малышей. Она справедливо поступила – я уделял им слишком мало внимания. Знаешь, моя работа, конечно, очень интересная. Но она забирает тебя всего и родным уже почти ничего не остаётся.

Мы помолчали.

– Ты не расстраивайся. Этот новый год ты будешь не один, а там глядишь – и остальное наладится! Я верю.

– Я тоже…– грустно и почти безнадёжно сказал дядя Саша.

– А почему мы до сих пор ёлку не нарядили?! – воскликнула я. – До нового года остались считанные часы!

– Ещё полдня, – успокоил дядя Саша.

Но мы уже судорожно наряжали ёлку.

Дядя Саша оказался ещё и прекрасным кулинаром. Вообще не понимаю, как от него могла жена уйти?

Дядя Саша был уважаемым человеком. Я в этом скоро убедилась.

Мы, как все порядочные граждане нашей страны, уселись за стол без скольки-то минут двенадцать. Включили новогоднее обращение Президента. Послушали, спели гимн…и тут началось. Дяди Сашин телефон просто разрывался от поздравлений, нам даже «Огонёк» смотреть некогда было! Я подустала, и сквозь дремоту слушала, как поздравляют моего дядю, и была почему-то очень счастлива. Вдруг раздался звонок в дверь. Дядя Саша открыл. Это были его друзья-телевизионщики.

– Да ты не один! – воскликнул один из них. – А мы-то думали, что ты зачах в новогоднюю ночь.

– Это моя племянница, Марина, – представил меня дядя Саша. – Начинающий, но подающий огромные надежды фотограф. Она и не даёт зачахнуть.

– Да ну! – гости один за другим жали мне руку. – Очень рад…очень рад!

Мы ели, шутили, смеялись. В общем, всё, как полагается в весёлую новогоднюю ночь. Но вдруг я подумала: завтра это веселье кончится. Я уеду. А дядя Саша останется один. Он будет приходить в пустую квартиру каждый день, и на душе у него тоже будет пусто.

Гости разошлись. Дядя Саша вдруг загадочно сказал:

– Знаешь, мы за суетой и гостями кое-о чём забыли. Тебе срочно нужно заглянуть под ёлку.

– Зачем? – почему-то недоумевала я, хотя в принципе, в Новый год это обычное действие – заглянуть под ёлку.

– Ну…там…заглянуть в общем надо.

Под ёлкой была коробка в яркой упаковочной бумаге, а в коробке…о! я отказывалась верить своим глазам! Профессиональный фотоаппарат!

– Спасибо! Это так здорово! Ты самый лучший дядя в мире! Мне никогда не клали подарков под ёлку,– сказала я.

– Правда? Мне тоже…

У него было детдомовское детство… ему никто не клал подарки под ёлку, хотя, конечно, ему хотелось их там обнаружить, как всем детям в новый год…

А мне действительно никогда под ёлку не клали подарков. Как-то было не до этого. Папа обычно к празднику деньги пропивал и подарки если и были, то постфактум, но не в новый год и не под ёлкой. Надо же как, сбываются мечты пусть и уже почти во взрослом возрасте.

И тут у меня созрел план. План подарка для дяди Саши. Положить его под ёлку, правда, не получится, но это ничего.

– Знаешь, – сказала я дяде Саше, – поехали к твоей жене.

– Зачем?

– Поздравить с новым годом.

– Это невозможно.

– Невозможно это когда человек на том свете, а пока мы живы всё возможно!

Мы поехали по ночной уже почти предутренней новогодней Москве. Она вся была похожа на сказку, на мечту. На ту самую новогоднюю мечту, которая обязательно должна сбыться.

к списку историй

Рассказчик: Василий Тресков

Однажды, под Новый год!
(Рождественская байка)

Чего-чего, а народу в Москве хватает. В метро, в магазинах, в ЖЭКах, в больницах. Нескончаемые очереди на жилье, на бензин, на социальную «малину». Плотность людского ресурса на квадратный метр столичной земли - 40 человек на квадратный метр. 39 людей - на одном квадратном метре. Как все умещаются, сказать трудно, видимо, как акробаты, друга у друга на головах стоят, образуя пирамиды. Но этого человеческого ресурса с избытком хватит на двадцать городов и пять суверенных европейских государств.

Многоэтажные башни растут, как трава, а жить все равно негде. Канализационные трубы с трудом перегоняют физиологические отходы, электроэнергия накаляется в проводах от напряжения, на кладбищах мест не хватает, но население не убывает.

У заезжего из саяно - калмыцких степей новоявленного москвича Хрюкова - друзей - целый мешок визиток. Мобильник от звонков разрывается круглые сутки, друзья то на пьянку, то на гулянку, то на свадьбу, то на день рождения приглашают. Всем он нужен был как менеджер престижной строительной фирмы. Все было в его руках, и евроремонт за полцены, и вагонка для сауны, и камин на дачу, и кирпич для гаража и даже унитазы с музыкальным сливом. Все мог устроить Хрюков. Как день рождения, то столько друзей вдруг объявляются. Все пьют, закусывают за его счет, и славят, как звезду Голливуда.

Но однажды, под Новый год, сгорела фирма в прямом и в переносном смысле вместе с деньгами и документами. Учредители с миллионами - за рубежом оказались, а он вдруг оказался должником и виноватым за все.

Не работы, ни денег, и даже паспорт сгорел. Только долги нагорели в баснословные суммы – если их выплачивать, то жизни не хватит, которая уже и так была поставлена на счетчик, который тикает, как часовой механизм мины замедленного действия.

Стало кругом безлюдно, словно на выгоревшем пепелище. Ни души кругом в многолюдном городе. Вроде, с виду Хрюков - тот же прежний человек, но без паспорта, денег и работы. А потому, с точки зрения многолюдия, не человек, а обертка от сникерса, брошенная в яму с мусором. От него все его бывшие друзья и приятели нос воротят. Все визитки – пустые фантики. Вокруг него пустыня Гоби в метро, в час пик. Кричи не кричи: -« помогите» –никто не слышит. Кругом - безжизненное пространство, как лунный кратер, как звездная галактика без человеческой души.

Бывшие знакомые телефонные трубки бросают, мобильники выключают, увидев его номер. Все стали недоступны и отдалены непрошибаемой стеной равнодушия. И кажется ему, что кругом пески Каракум, населенные лишь клещами, скорпионами, змеями и прожорливыми грызунами.

Брел он по этой каменной пустыне, где он один среди праздного многолюдия. На улице иллюминация сверкает, новогодние елки переливаются разноцветными огоньками. Но все и все мимо него. Куда деваться: жить противно, умереть - не оригинально. Такие, как он, и без него мрут. Под поезда в метро бросаются, нарушая график движения и создавая дополнительные неудобства для пассажиров и очереди в морги за получением и выдачей тел.

Но Хрюков был человеком сознательным, и не любил другим доставлять неудобства. В саяно-калмыцкие степи возвращаться, после столичной жизни, тоже не хотелось. И за Москву готов был цепляться любой ценой.

- Можно почтальоном устроиться, или грузчиком в магазин, жизнь она всюду. Терять ее глупо и безрассудно, другой не будет, - рассуждал он.

Видит, как на улице в центре Кутузовского проспекта, двое отморозков, тащат наряженную под Снегурочку девчонку, с русой косичкой, в черный «мерседес», с тонированными стеклами и заляпанными грязью номерами. Напрасно она кричит в многолюдии: «Помогите!».

Кругом людская пустыня Сахара - никто не слышит, никого нет. Все торопливо проходят мимо, ничего не видя и не слыша, словно в параллельной плоскости. Лишь Хрюков там одинокий путник. Спотыкаясь через многолюдие, обмотав руку брючным ремнем с железной бляшкой, отбил девчонку от двуногих приматов из каменных джунглей.

- Спасибо, говорит девчонка, оправившись от шока. - Вы меня спасли от сексуального рабства. Мы с Дедом морозом на Киевском вокзале благотворительностью занимались, раздавали елки бесплатно многодетным семьям, а тут на нас эти придурки наехали. Дед Мороз сразу же убежал, а меня поймали на Кутузовском. А что такое Снегурочка без Деда Мороза, просто девушка по вызову. Вон трех моих подруг Снегурочек из смежных фирм уже украли, и отправили в Арабские Эмираты, там Снегурочки на вес золота. Но они, бедные, тамошней жары не выдержат, растают, как снежинки. Спасибо вам, еще раз, говорит, а я думала, что такие мужчины, только в кино бывают, в телесериалах по пятницам.

Она обняла его за шею, и поцеловал в губы. Отчего у Хрюкова закружилась голова, как после третьей рюмки водки натощак.

- Но вы за геройство будете награждены, у меня дедушка в префектуре большой начальник, многозначительно улыбнулась она.

Они обменялись визитками. Димка посадил ее в такси за свой счет, и пошел на биржу труда очередь занимать за пособиями. Но там народу, как в районной поликлинике, не продохнешь. В какую дверь идти – не понятно, везде очереди, вместо ответа - рычание.

Не добившись ничего. Пришел домой, на голодный желудок посмотрел новости натощак. Там сплошные катастрофы, убийства и ограбления. Тошно, что жить не хочется в этом многолюдии. Даже новогодний праздник не чувствуется. Лучше уж сразу в тундру уехать, оленей пасти.

И вдруг, в дверь позвонили. Стоят трое с протокольными лицами. С такими лучше не встречаться в неофициальной обстановке.

- Хрюков?- спрашивают.

- Хрюков, - обречено ответил он, готовый во всем чистосердечно признаться.

- Собирайтесь, поедем с нами.

Кругом человеческое безлюдье, кричи - не кричи, никто не услышит. Посадили его в крутой джип, с мигалками, и помчались. Прибыли на Тверскую, в правительственный особняк. Вошли в мраморную приемную с картинами русской старины. Навстречу ему коренастый, бритоголовый человек со сморщенным лицом, словно хочет чихнуть, и никак не может.

- Это вы мою внучку спасли?

- Рыженькую, с косичкой, наряженную под Снегурочку. Было такое, хулиганы шалят, - чисто сердечно признался Хрюков.

- Идите ко мне начальником жилфонда. Я прежнего за воровство выгнал. А у вас глаза честные. А честные, сейчас, на вес золота. Приступайте к работе сразу же первого января нового года. У нас праздников не бывает.

Куда деваться. Пришлось соглашаться. И вот с первого января нового года у Хрюкова новая жизнь началась. С восьми утра первого января, он свеженький и побритый уже на рабочем месте. Сидит Хрюков в роскошном кабинете, с видом на памятник князя Юрия Долгорукого, который верхом на коне и в шлеме. На его столе - правительственные «телефоны вертушки АТС-2», и компьютеры с выходом в интернет. В приемной грудастые секретарши, и плечистые помощники-референты с тремя иностранными языками за пазухой, и тоже в Новый год - на рабочих местах дежурят. Для кого праздники, а для кого - рабочие будни.

У Хрюкова в руках весь жилфонд административного округа, квартиры и офисы, особняки и прочая недвижимость и другие блага, от которых глаза разбегаются. Он может посодействовать с выигрышем тендера по застройке гостиницы в заповедно-исторической зоне, выдать разрешение на открытие торговой точки по продаже шаурмы около станции метро, и выдаче беспроцентного многомиллионного кредита, который не обязательно возвращать, на строительство стоэтажного бизнес центра с сауной, фитнесом, и ночными ресторанами. При этом и строить его не обязательно.

Одним словом, вновь стал уважаемым и заметным в многолюдии. Вмиг, к нему вернулись прежние друзья, с запоздалыми новогодними поздравлениями, объявились новые. И как прежде, от знакомых не продохнешь, как в метро в час пик. Карманы от визиток распирают, мобильник гудит, не переставая. Его на встречи и тусовки приглашают. На дни рождения и крестины. Он вновь обнаружил, что Москва населена людьми. И так продолжалось почти год. А вот, к следующему Новому году, что-то пошло не так. Про его подвиги забыли, видимо, внучка должностного лица успешно замуж вышла. А на его место посадили именитого троюродного племянника. Уж очень место хлебное. Хрюкова же обвинили в растратах, и чтобы дело не доводить до Следственного комитета, попросили его уйти по-хорошему. По собственному желанию на улицу в безработные.

Вновь, вокруг человеческое безлюдье, пустыня Сахара, обратная сторона Луны, кричи не кричи - никого. Кругом новогодние узоры и украшения, световые иллюминации и гаммы. А на душе у него - понедельник.

И вдруг, рядом с ним остановился белоснежный «бентли». Оттуда вышла его знакомая девушка в новогодней униформе Снегурочки.

- А я вас давно ищу. Мне срочно нужен надежный Дед Мороз на обслуживание корпоративов нефтегазового комплекса. Наша фирма с ними крутой договор заключила. Зарплата, как у старшего менеджера Газпрома. Одевайте шубу, и поехали.

Выбора у него не было, и он, облачившись в Деда Мороза, поехал с красавицей Снегурочкой. И не пожалел. Очень ему понравилось быть Дедом Морозом у такой Снегурочки. Пели детям песенки, плясали вприсядку вокруг елок, декламировали стихи, а одно, про то, что маленькой елочке холодно зимой, сочинили совместно по пути.

- Мы с вами очень совместимы, и по гороскопу, и по жизни, - говорит ему Снегурочка, - с вами я чувствую себя уверенно, и настоящей Снегурочкой, а не девочкой по вызову. В вашей надежности я давно убедилась, а такие мужики на вес золота для женщины. После новогодней кампании я вас к себе вторым мужем возьму по совместительству, будете на нашей международной фирме по « Спасению Рождества в Европе» с миллиардным оборотом, штатным Дедом Морозом и Санта Клаусом, все с той же зарплатой, как у менеджера в Газпроме. Плюс свежий воздух, загранкомандировки в страны Бени-люкс, и любовь юной девушки не по протоколу, и прочие социальные льготы.

- В Рождество, в Первопрестольной всегда случаются чудеса, - подумал он, и поступил на службу номенклатурным Дедом Морозом, чтобы ежегодно организовать веселую встречу нового года для новых друзей.

к списку историй

18.10.2016 13:05/ перейти к комментариям

конкурс новогодних историй

Конкурс на лучшую новогоднюю историю

Дед Мороз за новогоднюю историю

Конкурсные истории